Она взяла его за руку и потянула обратно к кровати. Откинула покрывала, и они скользнули под простыни, в хрусткое прохладное полотно, равнодушное к жару их тел. Минуту они лежали бок о бок, рука к руке, как рыцарь и его дама на каменном надгробии, потом Хол приподнялся на локте и провел ладонью по ее волосам.

Мередит глубоко вздохнула, расслабляясь под его рукой.

Теперь рука опустилась ниже, погладила плечо, впадинку на шее, скользнула по груди, сплела пальцы с ее пальцами, а его губы и язык что-то шептали ее коже.

Мередит ощутила, как желание становится все горячее, раскаляется докрасна, она могла бы проследить его течение по жилам, сквозь кости, в каждой частице тела. И когда оно стало нестерпимым, Хол приподнялся и лег между ее нагих бедер. Мередит взглянула в его голубые как лед глаза и увидела в них отражение всего возможного. Лучшего и худшего на свете.

— Уверена?

Мередит улыбнулась и протянула руку вниз, чтобы направить его. Хол бережно вошел в нее.

— Хорошо, — прошептала она.

На минуту они замерли, наслаждаясь покоем в объятиях друг друга. Потом Хол начал двигаться, сперва медленно, потом чуть настойчивее. Мередит крепко обхватила руками его спину, ее тело гудело от тока собственной крови. Она чувствовала его силу, мощь плеч и ладоней. Ее язык выстрелил ему в рот — влажный, онемевший язык.

Он дышал тяжелее, двигался жестче, желание, потребность в автоматическом движении охватили его. Мередит обнимала его все крепче, поднимаясь ему навстречу, овладевая им, так же захваченная властью мгновения. Он выкрикнул ее имя, содрогнулся, и оба замерли.

Гул у нее в голове затихал. Она снова ощутила всю тяжесть его тела, выжимающую из нее воздух, но не пошевелилась. Она погладила его густые темные волосы и притянула к себе. Миг спустя она поняла, что он молча плачет и лицо его мокро от слез.

— О, Хол, — с жалостью шепнула она.

— Расскажи мне что-нибудь о себе, — попросил он немного позже. — Ты так много знаешь обо мне, о том, что я здесь делаю, — может, даже слишком много, — а я ничего о вас не знаю, мисс Мартин.

Мередит рассмеялась:

— Как официально, мистер Лоуренс!

Она провела рукой по его груди и ниже.

Хол поймал ее пальцы.

— Я серьезно! Я даже не знаю, где ты живешь. Кто твои родители? Ну расскажи!

Мередит заплела его пальцы своими.

— Ладно. Выдаю резюме. Я выросла в Милуоки, жила там до восемнадцати лет, потом поступила в колледж в Северной Каролине. Там училась, осталась в аспирантуре, потом сменила пару преподавательских мест в других колледжах — одну в Сан-Луи, другую под Сиэтлом — и все это время искала, кто бы финансировал мою работу над биографией Дебюсси. Пару лет работала в расчете на будущее. Мои приемные родители поддержали — переехали из Милуоки в Чапел-Хилл, поближе к моему старому колледжу. В начале этого года я получила работу в частном колледже недалеко от университета Северной Каролины и, наконец, заключила договор с издательством.

— Приемные родители? — переспросил Хол.

Мередит вздохнула.

— Моя родная мать, Жанет, не могла меня растить. Мэри — ее дальняя родственница, что-то вроде многоюродной тетушки. Я часто жила у них, когда Жанет болела. Когда стало совсем плохо, перебралась к ним насовсем. Они официально удочерили меня пару лет спустя, когда моя родная мама… умерла.

Простые, тщательно подобранные слова не передавали правды о годах ночных телефонных звонков, неожиданных визитов, воплей на улице, о бремени ответственности, которую маленькая Мередит ощущала за свою ущербную и подверженную перепадам настроения мать. И деловитое перечисление фактов даже не намекало на то чувство вины, которое преследовало ее все эти годы, за то, что первой реакцией ее на известие о смерти матери было не горе, а облегчение.

Она не могла простить себе этого.

— Трудновато пришлось, — сказал Хол.

Мередит усмехнулась его типично британской недооценке и придвинулась ближе к лежащему рядом теплому телу.

— Мне повезло, — сказала она. — Мэри — изумительная женщина. Это она отдала меня учиться игре на скрипке, потом на пианино. Я всем обязана ей и Биллу.

Он усмехнулся.

— Стало быть, ты и вправду пишешь биографию Дебюсси?

Мередит шутливо пихнула его в бок:

— Вот и пишу!

Минуту они лежали в уютном дружеском молчании. Потом Хол заговорил:

— Но за этим стоит что-то еще. — Не отрывая головы от подушки, он повернулся к портрету в рамке на другом конце комнаты. — Я ведь не ошибаюсь, а?

Мередит села, натянув на себя простыню, оставив открытыми только плечи.

— Нет, не ошибаешься.

Уловив, что она еще не готова к разговору, Хол тоже сел и спустил ноги на пол.

— Тебе ничего не хочется? Выпить? Принести что-нибудь?

— Стакан воды неплохо бы, — сказала она.

Она смотрела, как он скрывается в ванной и через несколько секунд появляется с двумя стаканчиками для чистки зубов, потом прихватывает из мини-бара пару бутылочек и снова забирается в постель.

— Вот, держи.

— Спасибо, — кивнула Мередит, глотнув из бутылочки. — До сих пор я только и знала о семье моей родной матери, что они родом из этой части Франции, а во время — или сразу после — Первой мировой войны переселились в Америку. У меня есть фотография моего — я почти уверена — прапрадеда во французской армейской форме. Снимок был сделан на площади Ренн-ле-Бен в 1914-м. Рассказывали, что он скончался в Милуоки, но я ведь даже имени его не знала, так что дальше продвинуться не могла. В нашем городе много переселенцев из Европы, приезжавших с начала девятнадцатого века. Первым на постоянное жительство прибыл французский торговец Жак Во, основавший торговую факторию на утесе у слияния трех рек: Милуоки, Меномони и Кинникинник. Так что звучало это вполне правдоподобно.

Она за несколько минут в общих чертах пересказала Холу открытия, сделанные ею в Домейн-де-ла-Кад, — строго придерживаясь фактов, достаточно очевидных. Она объяснила, почему забрала из вестибюля портрет, и сказала о листке с нотами, унаследованном от бабушки, Луизы Мартин, но промолчала о картах. С нее вполне хватило неприятного разговора в баре, и ей совсем не хотелось сейчас напоминать Холу о его дядюшке.

— Так ты думаешь, тот неизвестный солдат — Верньер, — сказал Хол, когда Мередит выговорилась до конца.

Она кивнула.

— Внешнее сходство поразительно. Цвет волос, лицо. Мог быть братом или близким родственником, но, принимая во внимание даты и его возраст, думаю, он скорее прямой потомок. — Она замолчала, улыбнувшись в темноте. — А как раз перед тем, как спуститься к ужину, я получила от Мэри е-мейл, что на кладбище Митчел-Пойнт в Милуоки есть могила Верньера.