Министерства не задумались о том, что под видом борьбы с немцами в Прибалтике идет скрытая борьба с российской государственной властью»[896]. Даже наиболее лояльные немцы в таких условиях становились готовой пятой колонной.

Еще большее рвение проявляло военное командование, которое явочным порядком выселяло должностных лиц из числа местного дворянства. Командующий Северным фронтом генерал Рузский требовал заменить все руководящие кадры на русских и выслать всех пасторов. Верховный главнокомандующий Николай Николаевич и начальник его штаба Янушкевич, убедившись в «нелояльности» еврейского населения Польши, Галиции и Буковины, отдали приказ о выселении из Прибалтики всех евреев без различия пола, возраста и занимаемого положения. Курлов пришел в ужас: «Снабжение госпиталей и других военных учреждений, а равно и вся торговля были в руках евреев. В местных лазаретах работало значительное количество еврейских врачей. Поголовное выселение вызывало приостановку жизни губернии»[897]. Курлов обратился в Ставку, и Прибалтике повезло чуть больше, чем ряду других регионов, не всех евреев оттуда выгнали.

Военные неудачи 1915 года привели к оккупации значительной части Прибалтики немецкими войсками. Была оставлена территория Литвы, откуда хлынул поток беженцев. Как и из занятых германскими солдатами районов Латвии, особенно когда угроза нависла над Ригой. Население города сократилось вдвое (с 480 до 240 тысяч человек), были эвакуированы в глубь России крупные заводы вместе с рабочими. Оставались мелкие предприятия, обслуживавшие дислоцированные там три русские армии.

Генерал Людендорф застал следующую картину: «Население частью добровольно ушло с отступавшими русскими, а частью было ими уведено принудительно… Власти не было никакой. Русские правительственные чиновники и судьи, все представители администрации и интеллигенции покинули страну. Не было ни полиции, ни жандармерии, и лишь духовенство обладало авторитетом… Население, за исключением немцев, нас чуждалось… Латыши, как оппортунисты, держались выжидательно. Литовцы верили, что для них пробил час освобождения; когда же желанные лучшие времена сразу не наступили, они опять отвернулись от нас и стали относиться недоверчиво. Поляки держались в стороне и относились враждебно, так как справедливо опасались, что мы ориентируем нашу политику на литовцев. С белорусами считаться не приходилось, так как поляки национально их обезличили, ничего им не дав взамен»[898].

Немцы сначала создали на занятых территориях несколько административных округов, которые затем укрупнялись. К концу 1916 года их осталось три — Курляндский (управляющий майор фон Гослер), Литовский (подполковник князь фон Изенбург) и Белостокский (барон фон Зеккендорф). Административные начальники обладали всей полнотой власти и несли ответственность перед главнокомандующим германским Восточным фронтом.

Последствием немецкой оккупации и превращения Прибалтики в стратегически ключевую территорию, откуда враг в первую очередь мог угрожать Петрограду, стала серия ведомственных и межведомственных совещаний в российском правительстве, где разрабатывался целый букет реформ, которые касались прав местного самоуправления, использования языков, ликвидации привилегий дворянства, немецкого — в особенности. Но осуществить эти реформы планировалось только после окончания войны. А вот что сделать успели до, так это — полки латышских стрелков.

Инициаторами этой идеи выступали депутат Госдумы князь Ман-сырев и оставшийся не у дел бывший волостной старшина Курляндской губернии Гольдман, убедившие армейское начальство в необходимости формировать из антигермански настроенных латвийских патриотов отдельные части, которые боролись бы за освобождение своей родины. Вспоминает Курлов: «Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта генерал Алексеев запросил мое мнение, и я ответил, что считаю такое сформирование недопустимым и с точки зрения государственной весьма опасным. По окончании войны, каков бы ни был ее исход, существование таких национальных войск в местности, объятой племенной ненавистью между отдельными частями населения, вызовет для государства серьезные осложнения»[899]. Мнением Курлова пренебрегли. В результате Ленин получит свой главный, самый надежный вооруженный ресурс.

Владимир Войтинский имел возможность изучить изнутри жизнь латвийских полков. Он отмечал глубокую рознь между рядовыми и офицерами: «Среди офицеров-латышей преобладали представители местной интеллигенции, дети крестьян-помещиков («серых баронов»), а стрелки набирались главным образом из батраков, городских рабочих, голытьбы. Офицеры были настроены воинственно и патриотично, в кадетском смысле этих слов. У стрелков же ненависть против своих «внутренних немцев-баронов» была сильнее, чем против Германии»[900]. Привыкшие к дисциплине, упорные в бою, они готовы были воевать с немцами за свою родину — Латвию. Но не за Россию. Не случайно центральный орган латышских стрелковых батальонов займет пораженческую позицию — между интернационалистическим крылом меньшевизма и чистым большевизмом.

Белоруссия, Украина, Молдова

Белорусские земли на протяжении нескольких веков находились в составе Великого княжества Литовского и Речи Посполитой и оказались в составе Российской империи после разделов Польши, находясь по-прежнему под сильным польским влиянием. «Более того, в первой половине XIX в. польское культурное воздействие на Белоруссию усилилось, несколько уменьшилось оно лишь во второй половине столетия, когда царское правительство активизировало проведение на белорусских землях политики «укрепления русских начал»[901].

В начале XX века белорусские земли располагались в так называемой Западной области, границы которой официально никогда не были определены, но считалось, что в нее входят Минская, Виленская, Могилевская, Гродненская, Витебская и Смоленская губернии. Они не были индустриально развитыми, доминировала мелкая кустарная промышленность (на одно предприятие приходилось здесь вдвое меньше рабочих, чем в среднем по России), земледелие.

В Западной области, как и везде в России, возникли политические партии, но среди них практически не было… белорусских. Активно действовали еврейский «Бунд» (вся область входила в черту оседлости), отделения всех без исключения польских партий. На съезде именно в Минске возникла РСДРП. Партия, имевшая в названии слово «белорусская», до 1917 года возникла только одна — Белорусская социалистическая громада. На своем I съезде в 1903 году она провозгласила своей целью уничтожение капиталистического строя и переход в общественную собственность земли и средств производства, а ближайшей задачей — свержение самодержавия во взаимодействии «с пролетариатом всех народов Российского государства». В 1905 году БСГ радикализировалась, выдвинув лозунг федеративной демократической республики с общим сеймом (Конституционным собранием) для всех народов и представление каждому народу права иметь свой сейм, который «вел бы его дела». При этом партия неизменно подчеркивала, что организует «трудовую бедноту Белорусского края без различия национальностей» с конечной целью заменить капиталистический строй социалистическим. С 1907 годом лидеры БСГ занимались исключительно изданием газеты «Наша нива», которая была главным идеологическим рупором белорусского национально-культурного движения[902].

Ни эта, ни какая другая партия никогда не предлагала идеи сепаратизма, да и это невозможно себе было представить. Белорусская национальная идентичность не была проявленной. Как отмечает автор специального исследования на эту тему, «мысль о существовании особой белорусской культуры и языка, не говоря уж о национальности, редко возникала, а