отвел взгляд. Он явно мысленно оказался опять в том отвратительном месте. София коснулась его руки и крепко сжала, давая понять, что понимает его боль. – Ты веришь, что я так просто сдался? Меня даже смерть от избиения не пугала так, как адские муки, которые появлялись после применения этих препаратов. На моих глазах один за другим умирали дети, но перед этим я видел их страдания: глаза наливались кровью, а потом они плакали кровавыми слезами. Их рвало кровью. Они выплевывали свои желудки. Кровотечение открывалось из всех мест. Я не знаю, сопровождалось ли оно болью, но мне казалось, что они так измучены, что уже не ощущали эту боль. Помню детские крики, стон и потом замерший взгляд. Смерть для них становилась освобождением от мук.

София, пораженная этим рассказом, очень ярко представила себе картину, описанную Анхелем. Она пребывала в шоке и даже не могла подобрать слова.

– Я боялся, что однажды мне вколют то, что вызовет такое кровотечение. Но мой препарат обладал иным побочным действием: я на время оказывался парализованным, обездвиженным, будто овощ. Перед глазами все двоилось, иногда появлялись люди со злыми лицами. Они вырывали органы из моего тела и кидали об стенку. Я сходил с ума. – Он вдохнул больше воздуха, сглотнул и облизнул пересохшие губы.

– Как тебе удалось сбежать? – Это единственный вопрос, ответ на который интересовал Софию. Если этот мужчина стоит сейчас перед ней живой и здоровый, то ему удалось выбраться.

– Я не бежал, – монотонно произнес он, – меня заменили мои родители. Они отдали свои жизни взамен моей.

Его взгляд застыл, казалось, что даже руки дрогнули.

– Это был выгодный обмен: подопытных взрослых у них еще не было. Они боялись воровать взрослых цыган, боялись, что столкнутся с противостоянием. А дети… С ними проще. Дети исчезали… По городу ходили слухи, что появился маньяк, который крадет цыганских детей. Но невозможно было нас всех спрятать, потому что прятать было негде. У нас не было домов, мы спали где приходилось. За еду и деньги цыганский ребенок рискнет пойти за любым незнакомцем.

Повисло молчание. Анхель вспоминал, борясь со своими эмоциями, а София пребывала в шоке от его рассказа. Но самое страшное то, что за всем этим стоял Александр.

– Может быть, твои родители живы…

– Их тела выбросили на свалку, так они поступали с каждым, кто умирал в стенах той лаборатории. Полиции нет дела, она куплена Александром Зецем.

София коснулась руки Анхеля, заглядывая в глаза и пытаясь поддержать его.

– Вот почему началась эта война…

– Война… – усмехнулся тот, и в глазах загорелся огонь ненависти. – Война – это когда одна сторона умирает. А я умирать не собираюсь. Я его ад.

Затем взгляд Анхеля стал более мягким, он пришел в себя и посмотрел на девушку, подводя итог разговору:

– Лазар мучил детей, он мучил моих родителей, и бог знает, сколько еще умерло людей в стенах той лаборатории. Я мог бы его убить, но это слишком легко. Я хочу его мучить, долго. Смотреть на эти пытки и слышать его стоны. Я представляю, как издевались над моими родителями! Сколько им приходилось терпеть. Но хуже всего было мне, потому что они отдали свои жизни, чтобы спасти меня. Мне было четырнадцать… Я резко стал взрослым, мне пришлось это сделать, чтобы прокормить маленьких сестер. Розе тогда был всего лишь год… Этот ублюдок лишил ее родительской любви, она не познала это чувство. Ясмин исполнилось всего лишь четыре… Спроси у нее про родителей, она не скажет, – Анхель смотрел на Софию затуманенным взглядом, полным боли, – не помнит. Ее родители – это я и бабушка. И почему все это?

Он уставился на нее, но София молчала, хотя прекрасно знала ответ. Она лишь сжимала его руку.

– Потому что мы цыгане.

Анхель отпустил ее руку и отошел подальше. А она стояла и смотрела на озеро, воды которого потемнели. В голове вертелось миллион мыслей. Она вспомнила первую встречу с Александром, ту бумажку, на которой рукой отца был написан его номер. И этот проклятый ключ, который скрывает явно что-то важное.

Что было общего у ее отца с Александром Зецем? Что спрятал ее отец от проклятого Лазара? Было ли это связано с той лабораторией? Может, он имел улики против него?

София оставила озеро позади и направилась к Анхелю, на ходу снимая ключ с шеи.

– Это то, что ищет Лазар. – Она протянула ему ключ.

Он явно вспомнил тот самый ключ на черном шнурке, который сам лично повесил ей на шею. Пальцы Анхеля коснулись железа.

– И что прячет этот ключ?

– Я не знаю, – тут же ответила девушка, – но видимо, то, что очень нужно Александру. Скорее всего, именно его искали у моих опекунов в ту самую ночь, когда мы с тобой были в лесу. Они его не нашли только потому, что он всегда со мной.

Анхель взял ключ, рассматривая его. А София стояла рядом, опять думая над тем, где находится замок.

– А ты все посмотрела?

– Все, что может открываться. Но он ни для чего не подходит. Для ячейки в банке он слишком большой и ржавый. Я не знаю, где еще смотреть.

Цыган задумался и передал ей ключ обратно.

– Для начала надо определить, в доме этот тайник или в другом месте…

– А как?

– Попытайся вспомнить любые детали. Может, он акцентировал твое внимание на чем-то, говорил о каком-то конкретном месте.

София задумалась, а Анхель лег на плед, рукой прикрывая глаза. Они же приехали отдохнуть, расслабиться, а получается, что разволновались еще больше. Но этот вопрос надо было решить. София легла рядом, зажав ненавистный ключ в кулаке.

– Я взрослел, набирался сил, – вновь продолжил Анхель, – чтобы нанести ответный удар. И я нанес. – Он убрал руку с лица и посмотрел на девушку. – Я решил ему помешать зарабатывать деньги, срывая его сделки. Взрывал ангары с оружием или лекарствами, убивал его людей. Он ненавидит меня, потому что я постоянно ставлю ему подножки. Но моя цель – уничтожить саму лабораторию, разбить ее в пух и прах.

– Ты не боишься, что однажды он устанет от всего этого и убьет тебя первым?

– Но я же еще жив, значит, меня так просто не убить.

София придвинулась к нему ближе, и Анхель обнял ее.

– Где этот ключ?

Она протянула его, и цыган снова начал его разглядывать.

– Он видел его?

– Нет.

– Догадывается, что он у тебя?

– Скорее всего, да. Я нашла его в тайнике отца. Там было четыре вещи: деньги, пистолет,