которую хочется верить, которую хочется и можется считать правдой, ведь если бы я хотя бы на один процент не верила в её правдивость, тогда зачем бы я пересекала всю Европу в компании малолетних детей и кота? Я бы уже где-нибудь остановилась, попыталась бы найти убежище в каком-нибудь отдалённом от цивилизации туристическом домике, одиноко стоящем в глухом лесу – я знала о существовании и местонахождении как минимум трёх таких домиков. Но нет же, я таранила собой и детьми центр Европы, я потеряла Тристана, потеряла себя… Потому, что верила. Потому что хотела верить.

Доктор принёс с собой шотландское купажированное виски “The Famous Grouse” – такого я ещё не пробовала. Пробираясь в наш номер, он оставил бутылку снаружи на пороге, но когда мы более-менее нашли общий язык, он вспомнил о ней и, с опаской открыв входную дверь, внёс и поставил её на журнальный столик. Стеклянные стаканы, как ни странно, находились на тумбочке в ванной. Пока я сидела в кресле, старик оформил и бокалы, и выпивку. В начале разлива горючей жидкости я всё ещё держала пистолет в руках, но после первых пары глотков положила пистолет на широкий подлокотник своего кресла. Нас с собеседником продолжало разделять безопасное расстояние, и старик был явно не из шустрых.

Виски было замечательным и наверняка очень дорогим – подобное едва ли найдёшь в провинциальном, заброшенном мотеле. Как выяснилось, эта бутылка была из личной коллекции четы Раппопортов – они планировали распить её на море, но до моря, как известно, они так и не добрались. Напиток 2022-го года выдержки был очень крепким, так что, выпив первые сто грамм, я отказалась от повторных, потому что утром планировала сесть за руль без головных болей. Старик не настаивал, и молча налил себе ещё двести грамм.

– Послушайте, а что если вколоть эту штуку в сердце Вашей жены? – вдруг произнесла я. Мы только что закончили пустой разговор об искусстве, вернее о том, сколько всего в эти времена человечество рискует потерять – картины, скульптуры, книги, фильмы, музыку – и молчали уже около минуты, поэтому я решила сменить тему.

Старик грустно улыбнулся:

– Вы ведь сами понимаете, что это не поможет – вводить вакцину необходимо в бьющееся сердце. И потом, едва ли эта вещь является лекарством от всех недугов. Она выведена для борьбы со Сталью, а не со всем и вся. Саломея была больна туберкулёзом, она умерла от последней стадии – ничто не спасло бы её, даже Ваша чудо-вакцина. Она и Вашего парня не спасла, а ведь он был здоров, если не учитывать укуса Блуждающего.

Как бы сильно я не хотела учитывать этой мелочи!.. “Всего-лишь укус Блуждающего, подумаешь, комар укусил, просто не чеши”, – вот что я хотела бы думать по этому поводу. Но это было серьёзно. Этот укус был смертью.

– Мой Вам совет: не тратьте драгоценное впустую, – тем временем продолжал старик. – Если эта вакцина не помогла Вашему молодому человеку, это не значит, что она неспособна помочь другим. Возможно, она всё же действенная.

– Вы так думаете? – я задала вопрос на автомате. На самом деле мне был неинтересен ответ.

– Да, думаю. Ваш парень мог подпасть под фатальные 23% либо вакцина не сработала потому, что в его организме уже был яд. Так что, возможно, в Ваших руках сейчас находится спасение человечества.

– Спасение семидесяти семи процентов из той части человечества, которая каким-то чудом сумеет выжить в ближайшие недели, – заметила я и, потянувшись к виски, всё-таки налила себе дополнительную порцию, примерно спустя час после первой. – Едва ли это и вправду что-то стоящее, – я кивнула на слиток из шприцов, лежащий посреди стола рядом с ламинированной инструкцией. – Возможно, это всего лишь какая-нибудь недоработанная разработка русских биологов.

– И всё же.

“И всё же”, – мысленно повторила я.

Сделав два обжигающих рот и горло глотка, я вернула бокал на стол, а руку на полотенце, разложенное на моём правом колене. Последние полчаса я занималась тем, что поливала своё правое запястье подсолнечным маслом, тем самым, что отыскала в злосчастном супермаркете, и пыталась стянуть со своей измученной руки наручники. Но масло не помогало. До сих пор я думала, что у меня очень красивые руки с тонкими запястьями, но наручники показали мне правду: моя рука не пролезала через кольцо. За полчаса я лишь и добилась того, что перепачкала руку и полотенце в масле, в двух местах содрала себе кожу и довела запястье до ярко-красного оттенка, уверенная в том, что в нескольких местах у меня теперь обязательно проступят гематомы.

Наконец смирившись с тем, что наручники мне не снять, я тщательно вытерла руку последним сухим участком полотенца и нанесла на пылающую кожу антисептик, чтобы окончательно избавиться от жирного налёта, что, конечно же, помогло, но и сразу открыло мне, как сильно я повредила себе кожу – щепление проявилось на очень большом участке запястья.

– Я выезжаю завтра на рассвете, – вновь взяв в руки свой недопитый бокал и сделав очередной глоток, произнесла я. Старик сидел неподвижно, он выпил больше меня и теперь был погружён в свои явно грустные мысли, проступающие в виде морщин на его усталом лице. – Едемте с нами, – если честно, я до сих пор немного сомневалась в том, стоит ли мне предлагать подобное. Во-первых, я не знала, действительно ли я еду в светлое будущее. С момента моего разговора с Беорегардом прошло уже почти четверо суток – всё равно что вечность, за которую могло произойти всё что угодно: на безопасное место напали Блуждающие и оно больше не безопасное? Беорегард переоценил своё убежище? Он сам уже мёртв или стал Блуждающим? Пугающих вариантов в моём арсенале было вагон и маленькая тележка – все не перечислить за одну лишь ночь. А во-вторых, я была уверена в том, что иметь старика в напарниках ничем не лучше, чем иметь в напарниках детей. Иными словами: напарник-обуза. Но этот старик был не просто разбитым на мелкие кусочки человеком – он был хорошим человеком. Поэтому я предложила. – Я серьёзно, – не получив ответа, вновь подала голос я. – Вы можете поехать с нами. Уверена, доктора сейчас везде нужны. У вас ведь есть машина?

– Была. Саломея подарила мне Subaru на моё пятидесятилетие. Машине десять лет, её можно было бы уже и поменять, но она была дорога мне как память.

– И что же с ней стало?

– Помните, я говорил Вам о том, что ещё вчера здесь была семья? Молодая пара