– Нет, – мягко согласилась она. – Только доказывает, как сильно ты его любишь.

Я кивнула.

– То же самое и у вас с Маликом.

Несколько секунд она смотрела на меня, а затем на ее губах появилась слабая, дрожащая улыбка.

– Спасибо, – прошептала она и похлопала меня по руке. – Спасибо.

Я не знала, что сказать, поэтому не сказала ничего. Просто наблюдала, как она пытается успокоиться. Королева Элоана сглотнула и медленно, глубоко вздохнула. Ее боль улеглась, став по силе такой же, как боль, которую я ощущала от Кастила при нашем знакомстве. Ее черты разгладились, она прочистила горло и слегка подняла подбородок. Если честно, это впечатляло, ведь я знала, как глубока и ужасна ее боль.

Может, мать Кастила никогда меня не полюбит и мы никогда не сблизимся, но это не меняло того, что она невероятно сильная женщина, вызывающая уважение и восхищение.

– Итак, – начала она, складывая руки на коленях, – как же вы с моим сыном планируете этого добиться?

– Мы выставим Кровавой Короне ультиматум. Они отпустят его брата, прекратят создавать новых вампиров и убивать тех, кто пожелает кормить их. И они уступят Атлантии контроль над землями к востоку от Нового Пристанища. – Я не знала, что ей уже может быть известно. – Если они откажутся, будет война.

Она следила за маленькой синекрылой птичкой, прыгающей с ветки на ветку на розовом кусте.

– И ты думаешь, что Кровавая Корона согласится на это?

– Думаю, Вознесшиеся умны и сознают, что их контроль над Солисом держится исключительно на лжи и страхе. Они заявили народу Солиса, что я Благословленная и Избранная богами. А еще они доказывают, что от народа Атлантии эти же боги отреклись. Уверена, вы знаете, что народу Солиса говорят об атлантианцах – о том, как ваш поцелуй и есть то проклятие, что создает Жаждущих.

Она закатила глаза, и я не смогла сдержать улыбки.

– Мой союз с принцем Атлантии послужит доказательством, что это неправда. Проделает трещину в их лжи. Народ Солиса верит тому, что им говорят, потому что им никогда не позволяли видеть правду. Мы это изменим. У Вознесшихся не будет выбора.

– Но будет ли этого достаточно, чтобы они отказались от власти? Прекратили кормиться и обращать людей в вампиров?

Если бы я сказала, что надеюсь на это, мои слова прозвучали бы не слишком ободряюще.

– Если Вознесшиеся хотят жить, они согласятся.

– В том числе и королева с королем? Они останутся в живых и сохранят власть?

– Нет. Они – нет, даже если согласятся с условиями.

Я изучала ее профиль. Я не знала, известно ли ей о моих отношениях с королевой Солиса.

– Илеана много лет растила меня. Это она меняла повязки и обнимала, когда мне снились кошмары. Она была самой близкой заменой матери, и я очень ее любила, – поделилась я, заставив себя расцепить руки. – Мне трудно совместить королеву, которую знала, и чудовище, которым она, очевидно, является. И не знаю, удастся ли когда-нибудь. Но мне не нужно долго думать, чтобы понять: ни она, ни король Джалара не должны жить. Не после того, что они сделали с Кастилом, с Маликом, моим братом и всеми остальными.

– И с тобой?

Я кивнула.

Несколько мгновений королева Элоана молча смотрела на меня.

– Ты серьезно это говоришь.

Это был не вопрос, но я ответила:

– Да.

Она окинула взглядом мое лицо, чуть задержавшись на шрамах.

– Мой сын сказал, что ты смелая и сильная. Я вижу, что это не преувеличение.

Слышать такое от матери Кастила дорогого стоило, тем более зная, сколько в ней самой силы и мужества. Я вполне могла выкинуть какую-нибудь глупость, вроде пробежаться по саду или… обнять ее.

Мне удалось усидеть на месте и удержать руки.

– Но о чем мой сын не упомянул, так это о том, что ты еще и очень логично рассуждаешь, – добавила она.

Я рассмеялась – ничего не смогла с собой поделать. Причем так громко, что Киеран оглянулся на нас, вопросительно вскинув брови.

– Простите, – сказала я, подавляя хихиканье. – Кастил бы мог поспорить с тем, что логика – моя сильная сторона.

Она слегка изогнула губы.

– Меня это не удивляет. Большинство мужчин не понимают логики, даже если бросить ее им в лицо.

На этот раз я рассмеялась гораздо тише, отчасти из-за ее ответа и удивления Киерана.

– Но потому, что ты кажешься такой рассудительной, даже когда речь заходит об эмоциях, я могу быть откровенной, – продолжала она, и мое веселье пропало. – Должна признаться, есть еще одна тема, о которой хотела поговорить наедине. Мой муж хочет развязать войну с Вознесшимися – с Солисом. И кроме него этого же хотят многие.

– Совет Старейших?

По ее лицу пробежала тень.

– Большинство из них хотят видеть Солис разрушенным. Лорды и леди Атлантии? Большинство из них тоже. И не только из-за того, что сделали с нашими сыновьями. А еще из-за того, что снова и снова делалось с Атлантией. Они хотят крови.

Кастил говорил об этом.

– Я могу это понять.

– В комнате ты сказала, что хочешь нести в Солис смерть и разрушение, – указала она, и я поежилась, несмотря на тепло. – Валину, наверное, пришлось по душе, что он может получить поддержку в твоем лице. Но вряд ли ты понимаешь, что это на самом деле означает и что уже началось.

Я накрыла колени ладонями.

– А что уже началось?

– Кастил не был дома и не видел, что мы ежедневно проводим учения наших войск за Эваемоном, и он не знает, что мы уже двинули большое войско к северным предгорьям Скотос.

Я даже с расстояния ощутила от Киерана холодное удивление.

– Я уверена, что Кастилу говорят об этом сейчас или скажут очень скоро, но мы уже на грани войны, – продолжала она. – И если мы ее перейдем, мы доберемся до каждого Вознесшегося. У них не будет шанса доказать, что они могут контролировать свою жажду крови и править без тирании и угнетения. – Ее твердый взгляд остановился на мне, я же словно окаменела. – Твой брат? Йен? Подруга, о которой ты говорила? Даже если они оправдают то, на что ты надеешься, их все равно уничтожат вместе с остальными. Все будут убиты.

Я резко вдохнула.

– Но…

– Мы уже давали им шанс раньше, – перебила королева Элоана и потянулась к розовому кусту. – Все королевство Атлантия давало. Мы позволяли вампирам увеличивать свою численность и процветать, полагая, что так будет лучше для всех, пока они себя контролируют. Мы были глупцами, раз верили в это. Поколение, которое уже пережило такой сокрушительный провал, не повторит свои ошибки и не будет столь оптимистично настроено.