Я полностью сосредоточилась на ее словах, и в моей груди загудел гнев.

– А вы? Вы хотите войны?

– Среди мужчин очень мало таких, кто не хочет развязать войну, тогда как почти каждая женщина желает ее предотвратить. Большинство считают, что развязать войну – кровопролитнее. – Она потрогала рубиновый лепесток. – Они ошибаются. Кровопролитнее предотвратить ее, это всегда требует больших жертв. Но порой, какие бы меры ни принимались и каким бы сильным ни было желание идти на компромисс, войну не всегда удается остановить.

Я застыла – все во мне замерло. То, как она это сказала, так походило на голос – странный призрачный голос, который я услышала, когда мы подъехали к Бухте Сэйона. Должно быть, это совпадение, потому что тот голос принадлежал не ей.

– Но какие меры предпринимала Атлантия и какие предлагала компромиссы после окончания последней войны?

– Некоторые скажут, что позволить Солису существовать – это уже величайший компромисс.

– Я бы сказала, что это вообще не компромисс, – заявила я. – Похоже, что Атлантия по сути закрыла свои границы и столетиями готовилась к войне, выжидая благоприятного случая, вместо того, чтобы, несмотря на прошлые неудачи, торговаться с Солисом. Тем временем Вознесшиеся продолжали увеличивать свою численность, убивать и бесчинствовать. Поэтому нет, это не похоже на компромисс. На мой взгляд, это пособничество. И, поверьте, мне это знакомо, поскольку я сама годами была соучастницей с той единственной разницей, что не знала правды. А это очень плохое оправдание, когда мне нужно было всего лишь открыть глаза на то, что происходит. Однако жители Атлантии всегда знали правду и ничего не делали, позволяя Вознесшимся становиться сильнее.

От Киерана долетела настороженность, а королева Элоана оставила цветок в покое и посмотрела на меня. Но если мои слова рассердили или расстроили ее, меня это не волновало. Она только что заявила, что мой брат будет убит и что не имеет значения, способны ли Вознесшиеся измениться. Да, я тоже сомневалась, но это еще не значило, что они не способны. И невинные люди, которым суждено погибнуть, тоже бы считали, что стоит хотя бы попытаться.

– Смелая, – проговорила королева. – Ты очень смелая.

Я покачала головой.

– Не знаю, смелость ли это. Я знаю, что вмешательство Атлантии все осложнит, но ни я, ни Кастил не хотим войны.

– Но ты же сказала…

– Я сказала, что хочу видеть Вознесшихся уничтоженными, – перебила я. – И я хочу. Хочу увидеть, как падет Кровавая Корона, но это не значит, что хочу всеобщей войны. Пусть меня еще не было на свете во время прошлой войны, но знаю, что больше всех пострадают невинные – народы Солиса и Атлантии. Может, атлантианцы не сочувствуют жителям Солиса, но те им не враги. Они тоже жертвы.

– Отчасти то, что ты говоришь, верно. Мы выжидали благоприятного момента, – сказала она после некоторого молчания. – Но ты ошибаешься, полагая, что мы не сочувствуем народу Солиса. Мы знаем, что они жертвы. По крайней мере так у нас считает подавляющее большинство.

– Надеюсь, это правда.

– Но?

Я промолчала.

Она приподняла уголок губ.

– Ты мало общалась с народом Атлантии. Я не виню тебя за сомнения.

Это способствовало моему недоверию, но причина моих сомнений крылась не только в этом.

– Если атлантианцы сочувствуют народу Солиса, они не должны хотеть войны.

– Но это решение принимают те, кто пережил последнюю войну или рос, видя ее последствия. Их жажда возмездия так же сильна, как жажда крови у Вознесшихся, – возразила она, и мое внимание опять привлек ее подбор слов.

– Ваше величество, что вы хотите сказать мне на самом деле?

– Называй меня Элоаной, – предложила она, и я заморгала, не вполне понимая, в какой момент нашей беседы мы перешли от официальных титулов к именам. – Что, если ваш ультиматум провалится?

От меня не укрылось, что она оставила мой вопрос без ответа.

– Тогда, как вы и сказали, предотвратить войну будет невозможно. – При этих словах по мне пробежал холодок, который трудно было игнорировать. – Но мы хотя бы попытаемся. А не просто отведем войска в Солис и предадим королевство огню.

– Ты думаешь, мы именно это сделаем?

– А разве нет?

– Мы хотим, чтобы эти земли были пригодны для использования, Пенеллаф. Нам не нужен еще десяток Пустошей. Но Карсодонию мы сожжем. Отрубим голову змее. Это единственный путь.

Я в ужасе уставилась на нее.

– В Карсодонии живут миллионы людей.

– И миллионы могут умереть, – согласилась она с тихим вздохом. Я уловила укол страдания, видимо, не имеющего отношения к Малику. – Я этого не хочу. И Валин не хочет. Боги знают, мы оба видели достаточно крови. Но мы, как и Старейшие, сошлись на том, чтобы начать войну. Все решено.

Мое сердце тяжело заколотилось в груди. Я не ожидала услышать сегодня такое. И, как чувствовала, Киеран тоже. Его потрясение было почти таким же сильным, как мое. Элоана сжала зубы, затем расслабилась.

– Теперь остановить войну могут только король с королевой.

– Так остановите! – воскликнула я.

Она медленно повернула ко мне голову, и дыхание застряло у меня в горле. Я поняла, что кроется за недосказанностью – поняла, что она имела в виду, когда говорила, что ее поколение не даст Вознесшимся шанса торговаться – что ни она, ни король Валин больше этого не сделают.

Однако это могли сделать мы с Кастилом.

Она опять переключила внимание на розы.

– Я люблю свое королевство почти так же сильно, как сыновей и мужа. Я люблю атлантианцев всех до единого, независимо от того, сколько атлантианской крови течет в их венах. Я сделаю все, чтобы мои люди были в безопасности, целы и здоровы. Знаю, что с ними сделает война, и Валин знает. Но я также сознаю, что война – не единственное, чего моему народу нужно бояться или о чем беспокоиться. В пределах Столпов Атлантии назревает иная битва – между теми, кто не может доверить иноземке править ими, и теми, кто видит тебя законной и единственной королевой.

Я опять сцепила руки на коленях.

– Если ты скроешься, это ничего не даст. Разногласия будут так же разрушительны, как война, и только ослабят Атлантию, – продолжала она, подтверждая то, что говорил Кастил. – Кастил любит так же неистово, как и его отец, и судя по тому немногому, что я знаю о твоем прошлом, он не будет заставлять тебя принять выбор. И понимаю, что это означает. Я могу потерять обоих сыновей.

Мое сердце болезненно сжалось.

– Я говорю тебе все это не затем, чтобы взвалить на тебя бремя. Насколько могу судить, на тебе и без того лежит достаточно тяжелый груз. У меня складывается впечатление, что если попросить тебя принять корону сегодня, ты откажешься.