– Не надо порочить честь этого человека, – говорит Кавакс. – Он по-прежнему наш друг.

– Ты просто идиот. У социалистов нет чести, одни сплошные психозы.

Произносящая эти слова женщина фактически полураздета. Беременная блондинка-золотая, с «рваной» стрижкой, в черном платье откровенно скандального вида – с зелеными шипами на плечах и разрезом почти до пупка. На нее, как на горящий дом, невозможно не смотреть.

В гостиной со стеклянным куполом вместо потолка идет напряженный разговор. В нем участвует с десяток человек. Несколько слуг приносят им кофе и ликер. Я нахожу взглядом Софокла и похлопываю себя по ноге. Лис, удобно устроившийся на коленях у Кавакса, смотрит на меня безучастно.

– Вот именно! – цедит сквозь сжатые зубы полный лысый мужчина.

Он сжимает в руке стакан с виски. На пальце у него перстень с глазом золотого. Это и есть Квиксильвер. Рядом с ним сидит эффектный розовый. Он изящно держит за ножку бокал с вином.

– Увы, это племя неизлечимо, – добавляет Квиксильвер.

– За него действительно шесть блоков? – спрашивает Ниоба, жена Кавакса, у немолодой розовой.

– Медные еще не решили, – отвечает розовая, глядя на другую женщину, – та стоит спиной к гостям и смотрит в окно на светящийся город.

– Значит, у нас шесть блоков и у них шесть. А черные по-прежнему помалкивают. Кто бы мог подумать, что вопрос войны и мира будет зависеть от медных? – рокочет Кавакс. – Я предупреждал тебя насчет этой… демократии. – Он словно выплевывает последнее слово.

– Караваль этим утром сказал в моем кабинете, что Танцор обещал ему билль о репарациях для низших и средних цветов, – говорит пожилая розовая.

– Репарации!.. – со смехом восклицает беременная блондинка. – Это была хорошая республика. Храбрая республика. Пока не обанкротилась на одиннадцатом году существования из-за социалистического безумия. Они захватят сенат, они выпотрошат военную экономику, чтобы оплатить свою повестку дня. Или поднимут налоги.

– Или? – с улыбкой говорит пожилая розовая. – Они сделают и то и другое.

– Меня уже обложили налогами до беспамятства, – возмущается Квиксильвер. – Сколько, по их мнению, они могут еще выжать крови из камня?

– Я думаю, ты неплохо справляешься, – замечает Даксо, оторвавшись от бренди.

– Неплохо?! – взвивается Квиксильвер. – Кто, черт возьми, сделал тебя арбитром? Мало того что вы мешаете мне купить «Вентрис коммуникейшнс» и ограничиваете механизацию шахт, так теперь еще и хотите определять, когда человек, собственными руками создавший бизнес и армию сопротивления, неплохо справляется! Мне было куда проще создать «Тинос», чем провести законопроект через ваш придирчивый сенат!

– Монополии вредны для народа…

– Правительство – вот что вредно для народа, – с отвращением произносит Квиксильвер. – Зарегулированность – вот что вредно для народа. Вы поднимаете налоги, я вынужден поднимать цены, и народ просто раздавлен!

– Регулус Солнца, бросивший вызов тирании… народный заступник, – говорит Ниоба, – какой ты благородный!

Я достаю из кармана кусочек утиной печенки – взяла лакомство, чтобы подманивать Софокла. Он смотрит на меня и своенравно сует морду в кружку Кавакса. Чертов лис! Пусть только попробует заставить меня подойти и забрать его! Я умру, если они меня заметят. Некоторые уже заметили. Я слишком долго нахожусь в этой комнате.

– А я предлагаю убить Танцора, – заявляет беременная. – У меня есть десять человек, способных обставить это как несчастный случай. И десять тысяч тех, кто внушит остальным, что это предупреждение.

Пожилая розовая смотрит на слуг, приносящих напитки.

– В самом деле, Виктра? Это некоторое отступление от правил.

– А я куплю голографический билборд над центром Героев. Мне плевать – и не делайте вид, будто не вы создаете правила.

– Не может быть, чтобы ты говорила это всерьез, Виктра, – недоверчиво качает головой Ниоба.

– Почему же?

– Потому, что это убийство, а Танцор – герой войны. Подобный Дэрроу и Рагнару. – Ниоба морщится. – А в настоящее время, может, и более почитаемый. Ты не можешь убить его. Он голос алых. Если Танцора убьют, толпа пойдет на штурм цитадели. Начнется восстание, и не только здесь. Марс распадется на части.

– Повелитель Праха посмеялся бы над этим, – говорит Кавакс.

– Отец прав. Возможно, именно этого Повелитель Праха и хочет добиться, – добавляет Даксо. – Дэрроу определенно так думал.

– Чушь! – бросает беременная. Я лишь сейчас понимаю, кто она такая. Виктра Барка. – Политика скучна без маленького убийства. Честно говоря, удивляюсь: вы сидите в сенате и слушаете, как эти мягкотелые хвастуны разглагольствуют про всеобщее благоденствие во время войны. Да я бы уши себе отрезала!

– Танцор собирается завладеть сенатом, – произносит вдруг женщина, стоящая у окна.

Мое сердце замирает. Я знаю этот голос. Виргиния Львиное Сердце поворачивается. Теперь сердце начинает бешено колотиться. Годы гнева и обиды стерты ее утонченной красотой, властью ее раскатистого, но спокойного голоса. Приглушенный магнетизм правительницы так ошеломляет меня, что я не сразу замечаю: она босая.

– Он сделает это во время голосования на следующей неделе, – добавляет она. – Вопрос не в том, получится ли у него. Вопрос лишь в том, в какой момент это произойдет. Караваль уступит. Он просто затягивает переговоры, чтобы заключить выгодную сделку для своего народа.

– А черные? – спрашивает Ниоба.

– Сефи не будет встречаться со мной.

– Что это означает? – спрашивает Виктра.

– Не знаю. Но из этого следует, что их голосов у нас нет. Таким образом, Танцор получит большинство, необходимое для подписания мирного договора. Семь блоков против шести. Потом я наложу вето. Ни один сенатор не сядет за стол переговоров с Беллона. Это столкнет исполнительную власть с законодательной… Боюсь, Дэрроу был прав: это уловка Повелителя Праха, и ее цель – отвлечь нас. Но Танцору придется удерживать свое стадо сенаторов, чтобы они не разбрелись, а мне нужно будет думать лишь за себя. Как думаете, кто сдастся первым – я или несколько сенаторов? – (Все смеются.) – Он по инерции врежется в гору и потерпит крах. Танцор достаточно умен, чтобы понимать это. Итак, вопрос, не дающий мне спать по ночам: в чем уловка? Как он выйдет из тупика?

Взгляд правительницы останавливается на мне. Я чувствую его тяжесть и понимаю, что все выглядит так, будто я подслушивала. Остальные следят за направлением ее взгляда, и внезапно оказывается, что все смотрят на меня.

– Лирия… – поднимаясь, произносит Кавакс. Он вручает мне Софокла. Тот царапается. – Этому малышу нужно сходить по-маленькому. А теперь иди, девочка.

У меня горят щеки. Самые могущественные люди республики смотрят на ржавую из Лагалоса.

– А теперь можем мы наконец поговорить о том, что за черт угнал мой корабль? – рокочет Квиксильвер.

Я долгое время боялась сделать глубокий вдох и сейчас кое-как перевожу дыхание, а затем, схватив Софокла за