— За то, что ты остался жив, — медленно произнес Тирибаз, — а это немало, клянусь Солнцем.

— Лучше бы я погиб, — с горечью прошептал Митридат, закрыв лицо руками. — Я покрыл себя несмываемым позором, Тирибаз. Теперь Тигран и парфяне станут грозить мне войной, зная, что войско мое разбито, что я никчемный полководец! Митридат со злостью рванул себя за волосы.

— Побереги кудри, — шутливо заметил Тирибаз, — а то женщины любить не будут.

— Ах, оставь, Тирибаз! — раздраженно отмахнулся Митридат, снова заваливаясь на ложе. — До того ли мне! Я не знаю, как показаться в Синопе.

— Покажешься как всегда — верхом на коне, — пожал плечами Тирибаз. — Не думаю, чтобы кто-то из граждан Синопы осмелился осуждать тебя или насмехаться над тобой. У нас, хвала богам, не демократия!

— Мне от этого не легче, Тирибаз, — простонал Митридат. — Если бы меня разбил Тигран, было бы не так обидно.

— Что ж, успокою тебя, друг мой, что нам противостояли не только иберы, но также их ближайшие соседи: сваны, леги и албаны. Об этом мне поведали наши проводники-колхи, наблюдавшие за сражением со стороны. Они распознали одежду и оружие всех этих племен.

— Все равно, я не гожусь в полководцы, — вздохнул Митридат. — Царь Александр на моем месте…

— Неудачи случались и у царя Александра, — перебил Тирибаз. — И потом, не всякий царь должен быть полководцем. У царя много и иных забот.

Митридат удивленно взглянул на Тирибаза.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что в прошлом были цари, создавшие великие державы, но при этом не державшие меча в руке. Они окружали себя умелыми военачальниками и использовали себе во благо их воинский талант. Таким царем, например, был твой дальний предок Дарий Гисдасп, представитель младшей ветви Ахеменидов. Ведь это он расширил державу, созданную великим Киром и едва не развалившуюся после смерти Камбиза, сына Кира.

Митридат сосредоточенно внимал Тирибазу, а тот продолжал:

— Основатель Парфянского царства Аршак тоже не выиграл ни одного сражения, зато много побед одержали его полководцы. А в результате царем царей стал именно Аршак. Даже великий Александр в своих завоеваниях во многом полагался на опытных военачальников, воевавших еще вместе с его отцом Филиппом.

После этого разговора камень свалился с сердца Митридата, терзания оставили его.

Действительно, не всякий полководец рождается царем и не всякий царь — полководцем. Александр и Пирр — два редких исключения. Причем по слухам отцом Александра был сам Амон — Зевс, неудивительно, что он был непобедим.

«У меня есть полководцы, с которыми я смогу проводить завоевания, не покидая Синопу. И первый из них — Диофант, — размышлял Митридат. — Диофант победил восставших скифинов, он разбил скифов в Тавриде и подавил восстание Савмака. Вот кто будет моим разящим мечом!»

Понтийское войско покинуло Сарапаны в начале осени.

Митридат не торопился уходить из Колхиды, выжидая, решится иберийский царь напасть на его владения или нет. Узнав, что Дуваг распустил своих союзников, Митридат только тогда повел войско домой.

Весь путь до Синопы Митридат предавался честолюбивым мечтам. На следующее лето он отправит в Иберию Диофанта и отомстит Дувагу за свое нынешнее поражение. Он прикажет Диофанту наказать и албанов, чья конница так не вовремя появилась на поле сражения под Армази.

В Синопе Митридат узнал печальное известие: умер Диофант. Как это случилось, Митридату поведал Архелай: — После того как были уничтожены суда гетов в устье Истра и захвачен остров, где варвары установили святилища своих богов, наше войско высадилось на берег близ Каллатиды. Узрев грозящую им опасность, геты собрались в огромном числе и двинулись на нас. Произошла битва, в которой на нашей стороне выступили также эллины из тамошних приморских городов. Геты храбро сражались, покуда не был убит их вождь, потом они побежали и рассеялись в безводных степях. Полегло больше шести тысяч врагов, а у нас пало всего триста воинов. В разгар сражения отец был ранен стрелой. Рана была неопасная, и до конца битвы он не слезал с коня. Но под вечер ему стало худо, и врачи определили, что наконечник стрелы был отравлен ядом. Отец промучился несколько дней и умер на корабле уже на пути в Синопу.

Выслушав Архелая, Митридат долго сидел молча, закрыв глаза; из-под плотно сжатых ресниц по щекам сбежали слезы. Такого удара судьбы Митридат не ожидал и был не готов к нему. Он потерял своего лучшего полководца, заменить которого ему бьшо некем.

Митридат пришел на могилу Диофанта и в глубокой печали стоял в одиночестве над прахом того, с кем он связывал свои будущие походы.

В эти дни, полные тоски и безысходности, когда, казалось, рухнули все честолюбивые замыслы, Митридат вдруг вспомнил о Роксане. Вернее, он случайно столкнулся с ней, и Роксана с таким чутким вниманием отнеслась к его горю, что Митридат потянулся к ней, как цветок к первым лучам солнца после долгой холодной ночи. Сначала они сидели в библиотеке, где любил уединяться Митридат и куда часто приходила Роксана, поскольку не меньше Митридата любила книги. Она даже наводила там порядок лучше приставленных для этого слуг.

Их беседа растянулась на полдня, так как им бьшо трудно расстаться. Из библиотеки брат и сестра пришли в трапезную и за ужином продолжали разговаривать. Вечером они гуляли в парке по опавшей листве, держась за руки.

Тирибаз, видя эту идиллию, не допускал к Митридату гонцов, прибывавших к царю со всех концов царства. Все дела Тирибаз переложил на Критобула и Стефана. Пополнением войска занимались Фрада и Сузамитра.

Архелай был занят постройкой новых кораблей. На ночь Митридат предоставил Роксане покои, где она жила прежде, будучи царицей.

На другой день Митридат пожелал, чтобы Роксана предстала перед ним в диадеме царицы. Он даже отвесил ей поклон при вельможах, пришедших во дворец с прошениями и жалобами.

Митридат вдруг с удивлением обнаружил, что ему интереснее с Роксаной, чем с кем бы то ни было. Он заметил, что она похорошела, стала шире в бедрах, у нее округлились руки и плечи. То девическое и хрупкое куда-то исчезло, перед ним была статная молодая женщина, пышноволосая и мягкоголосая, с дивными блестящими зеленоватыми очами. Ее лицо с большим носом и тонкими губами больше не казалось ему некрасивым даже на фоне красивых наложниц.

В день двадцатидевятилетия Митридат подарил Роксане золотое ожерелье, зная, что она не любит носить перстни. Бьшо раннее утро, и они были одни.

Поблагодарив за подарок, Роксана бросила на Митридата лукавый взгляд и сказала:

— Давай поцелуемся, как в былые времена. Митридат с готовностью откликнулся на это. Долгий поцелуй смутил обоих, как будто они отважились на нечто постыдное.

Митридат глядел на Роксану, поправляющую волосы. Линия ее белой шеи, выступавшей из выреза платья, заставляла бешено колотиться его сердце.