— Кто знает? Все мы любители, притворяющиеся профессионалами. Все, что мне под силу, — это очистить место от следов пребывания предыдущего обитателя и надеяться на лучшее.

Он привлек внимание Миляги к дымящемуся остову довольно большого здания, смутный силуэт которого проглядывал сквозь пыль.

— Что это было? — спросил Миляга.

— Дворец ублюдка.

— И кто его уничтожил?

— Я, конечно же, — сказал Скопик. — Я не позволю, чтобы его берлога отбрасывала тень на наш ритуал! Он и так обещает оказаться трудным, а тут еще это логово будет поганить его своим присутствием? Ну нет! Это был сущий бордель! — Он повернулся спиной к пепелищу. — Знаешь, нам, конечно, надо было готовиться месяцы, а не часы.

— Конечно, я понимаю…

— А потом еще проблема со Вторым! Ты же знаешь, что Пай поручил мне подыскать замену? Конечно, мне хотелось обсудить это с тобой, но когда мы встречались, ты был по-прежнему не в себе, и Пай запретил мне говорить тебе, кто ты такой, хотя — могу я быть откровенным?

— Как я могу тебе помешать?

— Так вот, меня одолевало болезненное искушение надавать тебе оплеух и выбить из тебя эту дурь. — Скопик посмотрел на Милягу с такой яростью, словно непременно привел бы свое намерение в исполнение, не будь Миляга столь бесплотным. — Ты причинил мистифу столько горя, — сказал он. — А тот как дурак все равно любил тебя.

— Оставим эту тему, — мягко попросил Миляга. — Так ты говорил о замене…

— Ах да, Афанасий!

— Афанасий?

— Он будет нашим человеком в Изорддеррексе и выступит от имени Второго Доминиона. Не смотри на меня такими страшными глазами. Он знает ритуал и выполнит все в точности.

— Так он же чокнутый, Скопик! Он решил, что я — шпион Хапексамендиоса.

— Ну конечно, это чепуха…

— Он пытался убить меня своими Мадоннами. У него мозги набекрень!

— У всех есть слабости, Сартори.

— Не называй меня так.

— Афанасий — один из самых святых людей, которых я когда-либо встречал.

— Как он может верить в Мадонну в один момент, а в следующий — провозглашать себя Иисусом Христом?

— Ну а почему бы ему не верить в собственную маму?

— Ты что, серьезно утверждаешь…

— Что Афанасий — воскресший Христос? Нет. Если уж выбирать мессию среди нас, то я отдам свой голос тебе. — Он вздохнул. — Я понимаю, у тебя с Афанасием сложились сложные отношения, но скажи мне, кого еще я мог найти? Не так-то уж много осталось Маэстро, Сартори.

— Я же сказал тебе…

— Да, да, тебе не нравится это имя. Fly что ж, прости меня, но пока я жив, ты для меня будешь Маэстро Сартори, а если ты хочешь найти на мое место кого-нибудь другого, кто станет называть тебя иначе, то пожалуйста.

— Ты всегда был таким злобным? — спросил Миляга.

— Нет, — ответил Скопик. — На это уходят долгие годы практики.

Миляга в отчаянии покачал головой.

— Афанасий. Это же просто кошмар.

— А откуда ты знаешь, что в него действительно не вселился дух Иисуса? — спросил Скопик. — В мире случались и более странные вещи.

— Еще одна подобная фраза, — сказал Миляга, — и я буду таким же чокнутым, как он. Афанасий! Да это же катастрофа!

В ярости он оставил Скопика в его убежище и двинулся сквозь пыль, бормоча по дороге проклятия. Оптимизм, с которым он отправился в это путешествие, заметно поубавился. Чтобы не встречаться с Афанасием в таком смятенном состоянии духа, он выбрал место на Постном Пути, где можно было спокойно собраться с мыслями. Ситуация была далеко не блестящей. Тик Ро находится в своем Доминионе на положении преступника, и ему по-прежнему угрожает арест. Скопик полон сомнений по причине отсутствия Оси. А вдобавок в Синоде обнаружился человек, безумный, как мартовский заяц.

— Господи ты Боже мой, Пай, — пробормотал Миляга себе под кос. — Как ты мне сейчас нужен!

Ветер скорбно завывал вдоль дороги, дуя в направлении перевалочного пункта между Третьим и Вторым Доминионами, словно приглашая его поскорее перенестись в Изорддеррекс. Но он воспротивился его улещиваниям и провел еще некоторое время на Постном Пути, размышляя об открывающихся перед ним возможностях. Он насчитал их три. Первая — отказаться от Примирения сейчас, пока совокупность всех слабых мест, которые он усмотрел в общей системе, не привела к новой трагедии. Вторая — найти Маэстро, который сможет заменить Афанасия. Третья — довериться выбору Скопика и отправиться в Изорддеррекс, чтобы помириться с ним. Первый вариант не подлежал серьезному, рассмотрению: его священный долг — исполнить поручение Отца. Второй вариант не имел практического значения, так как времени оставалось очень мало. Стало быть, оставался третий, невыносимый, но неизбежный. Придется принять Афанасия в Синод.

Решив так, он поддался уговорам порывов ветра и вместе с ними мысленно пронесся через Доминионы и, миновав дельту, оказался в Недрах Господа — Изорддеррексе.

— Хои-Поллои?

Дочь Греховодника отложила в сторону дубину и опустилась перед Юдит на колени. Слезы лились из ее косых глаз.

— Прости, прости, — повторяла она безостановочно. — Я не знала. Я не знала.

Юдит села. В голове у нее команда звонарей проводила настройку колоколов в среднем по размеру соборе, но в остальном она была в порядке.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она у Хои-Поллои. — Я думала, ты уехала вместе с отцом.

— Я и уехала, — сказала она, пытаясь подавить слезы. — Но на дамбе я потерялась. Там переправлялось столько людей… Вот он был рядом со мной, а в следующую секунду исчез. Я простояла там несколько часов, а потом подумала, что он вернется сюда, домой, и вернулась сама…

— Но его здесь не было.

— Да, — всхлипнула она и снова зарыдала. Юдит обняла ее, бормоча соболезнования.

— Я уверена, что он жив, — сказала Хои-Поллои. — Главное, чтобы он вел себя благоразумно и укрылся в каком-нибудь безопасном месте. Там на улице очень опасно. — Она бросила беспокойный взгляд на крышу подвала. — Если он не вернется через несколько дней, то, может быть, вы возьмете меня с собой в Пятый Доминион, а он приедет следом.

— Поверь мне, там отнюдь не безопаснее, чем здесь.

— Что вообще происходит с миром? — поинтересовалась Хои-Поллои.

— Он меняется, — ответила Юдит. — И мы должны быть готовы к переменам, какими бы странными они нам не показались.

— А я хочу, чтобы все было, как раньше. Папа, его дела, все на своем месте…

— Тюльпаны на столе в столовой.

— Да.

— Боюсь, что всего этого не будет еще очень долго, — сказала Юдит. — Собственно говоря, я даже не уверена, вернется ли это вообще.