Пока я размышлял об этом, вознося хвалу Аллаху за то, что он избавил меня от этой участи, Ибрагим подобрал четыре трупа, по его словам, прекрасно подходящих для моих целей. И мы, взвалив их на плечи, а также прихватив немного трофеев, отправились к выходу.

Крестьяне встретили нас как героев, осыпав горячими благодарностями. Они рассказали, что благодаря нашему предупреждению очень быстро подготовились к обороне, однако без нашей помощи их противостояние такому грозному противнику едва ли было бы успешным. Мы, в свою очередь, еще раз поблагодарили их за стремление прийти на помощь. Они же, кроме того, сообщили нам, что им удалось схватить нескольких шпионов. Узнав об этом, я, желая обезопасить мирных жителей на будущее, попросил привести их сюда. Пока же мы занялись перетаскиванием трофеев из центрального зала, а также – принесли еще десяток мертвых воинов, чтобы наглядно подтвердить плененным шпионам разгром их воинства и крах их замысла.

На следующий день восемь человек, очень похожих на наших подземных противников, с завязанными глазами были доставлены в наш лагерь. Едва они увидели обезображенные тела и огромную кучу сверкающих доспехов, лица их исказились гримасой смертельного ужаса. Они долго и мучительно смотрели на все это, очевидно, не в силах поверить своим глазам. Еще большее изумление овладело ими, когда я предстал их взору, облаченный в ритуальное одеяние.

– Вы пришли в эти земли, неся с собой зло, – обратился я к ним. – Но за те времена, что оно не посещало здешних краев, свершилось чудо: силы подземелья перестали служить ему. Ньярлаат-Тот навсегда покинул свое обиталище, а Великий Ктулху отыскал и избрал другой путь постижения мудрости. Теперь же он удалился в глубины, где будет ожидать заветного часа. И он не желает, чтобы кто бы то ни было нарушал его покой, который отныне будут блюсти его новые жрецы, подвластные возрожденному духу принца Ньярлаат-Тотепа, достойного преемника своего отца. Почти три сотни воинов, вступившие в подземелье с намерением принести в жертву мирных людей, были жестоко повержены в течение времени, за которое не успел прогореть факел, а их освобожденная сущность была без остатка поглощена Шог-Готтами. И отныне жертвами будут становиться лишь те, кто придет по их следам. Ступайте же и передайте эти слова тем, кто еще привержен устаревшему завещанию. А также расскажите о том, что видели собственными глазами, и пусть это послужит им предостережением.

Разоблаченные шпионы слушали меня с неподдельным изумлением, то и дело с ужасом поглядывая на лежащие у моих ног изуродованные трупы, у которых еще можно было различить внешний облик. Было очевидно, что мои слова глубоко подействовали на них, не оставив никаких сомнений в своей правдивости. Я не питал особых надежд на то, что после моих слов жестокие жертвоприношения прекратятся навеки. Моей целью было лишь насколько возможно обеспечить крестьянам безопасную жизнь. И судя по выражениям лиц пленников, я ее достиг.

По моему распоряжению сюда же были пригнаны купленные у крестьян верблюды, нагруженные запасами еды. Не веря в то, что остались живы и получили свободу, шпионы взобрались на них и торопливо погнали прочь. Крестьяне же были не меньше них изумлены моей речью, из которой, правда, поняли лишь то, что я забочусь об их безопасности. Я напутствовал их отныне быть настороже и всячески повышать свою боеспособность, предупредив, что нападение может повториться даже спустя несколько поколений.

После того как они удалились, я решил заняться исследованием трупов. Друзья с большим интересом вызвались помогать мне. Вместе мы быстро справились с этой работой, аккуратно вскрыв все четыре тела так, что можно было в подробностях разглядеть все внутренности. Зрелище оказалось ужасным и незабываемым. То, что мы увидели сейчас, совершенно не было похоже на то, что мы много раз видели на поле битвы. У одного из трупов все внутренности, включая мышцы, представляли собой мешки, наполненные кашеобразной жижей, которые лопались от одного прикосновения, выпуская наружу свое отвратительное содержимое. У другого они имели вид изорванных ветхих тряпок, пропитанных бурой кровью. Кости же легко крошились, словно сгоревшие. Третье тело представляло собой пузырь, наполненный зловонным воздухом, который при первом надрезе с шумом вырвался наружу. Внутренности же оказались словно высушенными: они невероятно уменьшились в размерах, почернели, сморщились и стали удивительно плотными. Четвертое тело внутри было словно пересыпано странного вида песком, песчинки которого, несмотря на свои ничтожно малые размеры, были ужасно колючими при прикосновении, особенно при растирании между пальцами. Причем песок этот был не только на поверхности внутренностей, но и пропитывал всю их толщу. Кровь же представляла собой желтую прозрачную жидкость, в которой клубились грязно-красные хлопья. Словом, все четыре мертвых тела внутри были совершенно не похожи друг на друга. И я нисколько не сомневался в том, что среди оставшихся в подземелье можно было отыскать еще немало ужасных вариантов. Похоже, каждый удар по поющему столбу производил в человеческих телах свои неповторимые разрушения. Однако больше всего поразило меня то, что, несмотря на жуткое разнообразие, было совершенно одинаковым во всех осмотренных нами телах и, очень возможно, во всех остальных тоже. В то время как все внутренности были полностью разрушены, совершенно невредимыми остались белые жилы, не несущие крови. Те самые жилы, которые так любят палачи, ибо именно в них рождается боль, именно в них она набирает наибольшую силу, и именно по ним она растекается во все уголки тела. Теперь у меня не осталось сомнений в том, что именно на них указывали белые точки на человеческом теле, изображенном на двери магрибского монолита. И здесь таинственные ужасные силы, жестоко разрушив всю плоть, словно нарочно не тронули этих жил, чтобы боль до последнего мгновения продолжала немилосердно терзать умирающего.

После всего пережитого мы, прежде чем снова погрузиться во мрак ставших уже привычными коридоров подземелья, решили несколько дней провести на поверхности при милом сердцу солнечном свете, чтобы дать отдых голове и чувствам, которые раньше никогда не подвергались столь обильной и непрерывной череде впечатлений и открытий. Нам хотелось заняться обычными делами, как то: уход за животными или починка одежды, – а также неторопливо и безмятежно обсудить все пережитое. И тут нас неожиданно удивили братья-погодки Музафар и Ахмед. Они устроили захватывающее представление, во время которого продемонстрировали невероятную быстроту, ловкость и точность телодвижений. Они сходились в головокружительных поединках со множеством оружия, применяя при этом десятки невиданных по изощренности приемов. Виртуозно жонглировали обнаженными шамширами и горящими факелами. Сбивали стрелой летящую стрелу или ловили ее голыми руками. Пускались в немыслимые пляски, с поразительной точностью одновременно друг с другом выполняя поражающие воображение фигуры. С удивительной быстротой и искусством орудовали любыми инструментами – от лопаты до швейной иглы. Краской и резцом выводили на пергаменте, камне и кости причудливые орнаменты, воспроизводили во всех подробностях архитектурное великолепие столичных дворцов и невиданные изыски залов подземелья. Вязали на веревках и ремнях замысловатые узлы, приспосабливали имеющуюся скудную утварь для самых разнообразных надобностей. Непостижимой скороговоркой произносили запутанные фразы и стихи поэтов, при этом многократно и в широких пределах меняя высоту голоса. Почти неотличимо подражали голосам других людей, в том числе – нашим, а также – животным и птицам. Молниеносно складывали, вычитали, перемножали какие-то головокружительные числа, а также производили с ними множество других мудреных действий. Словом, их выдумкам в этот день не было конца. Мы были в очередной раз поражены, причем на этот раз – не чудесами потустороннего мира, в который мы вторглись, а обыкновенными своими друзьями, которых знали много лет. И самым поразительным в этом было то, что до этого дня они не проявляли и двадцатой доли всех этих способностей. Сейчас же создавалось впечатление, что все их естество, как телесное, так и мыслительное, заработало гораздо быстрее и изощреннее. И объяснение этому могло быть только одно – то, которое недавно высказал Ибрагим. Да тут еще нежданно-негаданно налетела гроза, вслед за которой пришли известия о пронесшемся близ деревни смерче и сильном ветре на Ниле, поднявшем огромные волны и наделавшем много неприятностей тамошним морякам. Таким образом, предсказания Саида сбылись в полной мере. На вопрос, каким образом он заранее обо всем этом узнал, он ответил еще большей загадкой: