от самого главного охранника. Похоже, похитители пилюль обделали свое дело в полнейшей тайне.

Но, невзирая на всю таинственность, поимка их – лишь вопрос времени. Как только начнется праздник, похитители обречены. К задуманному представлению необходимо подготовиться, – значит, волей-неволей им придется раскрыться. Как и каждый год, ровно в пять часов вечера заместитель директора клиники перережет ленточку и начнет бить в барабан, созывая участников празднества. А через час или два я неизбежно встречусь с похитителями. Встреча эта приближается с каждой минутой. Ибо никому не дано замедлить течение времени.

Я с детства не люблю праздников. Меня во время любых торжеств охватывали дурные предчувствия. Я убежден, что с какого-то другого праздника, происходящего где-то далеко, за мной следят страшные чудовища.

(Приняв успокоительное, закуриваю четвертую за сегодняшний день сигарету. Освободившись от контактных линз, массирую глаза. Девочка посапывает во сне. Хорошо, что она спит, но мне сон ее кажется слишком долгим. Что, если это симптом обострения болезни…)

Все произошло – сейчас вспомню, да, так и есть – на другое утро после назначения меня главным охранником. Мне была отвратительна мысль, что, молчаливо одобряя смерть моего предшественника, я и сам становлюсь сообщником убийц, и потому я собирался сообщить заместителю директора о том, чему был свидетелем, и выяснить у него, кто же несет ответственность за содеянное. Но он в главном корпусе клиники не показывался, и я решил встретиться с ним в отделении хрящевой хирургии.

Здесь, в отделении, восемь часов утра – самое беспокойное и оживленное время. Плачет ребенок, у которого берут кровь, медсестра с градусниками в развевающемся белом халате носится из палаты в палату, бредет больной с уткой в руке, нянька препирается с другим больным – открывать ли окно, докторша брезгливо отталкивает восставшую плоть третьего, совсем еще молодого больного.

Поднявшись сразу на третий этаж, я постучал в кабинет заведующего отделением, но, хотя на двери висела табличка «На месте», ответа не последовало. Повернув ручку, я открыл дверь. На этот раз здесь не было ни врача, ни заместителя директора – никого, лишь по-прежнему стояли две кровати и в беспорядке валялись электронная аппаратура, измерительные приборы – все это я видел в первый день сквозь щель в потолке восьмой палаты. У стены – рабочий стол. Не уверен, но мне показалось, будто деревянная панель, в которую упирался стол, слегка колебалась. А если оттуда можно проникнуть к люку, ведущему в восьмую палату? Я плотно прикрыл дверь и запер на задвижку. Наклонился и ощупал панель под столом. Топорная работа: к самому краю ее было приделано проволочное кольцо. Стоило дернуть его, и панель падала вниз на ширину стола. Проделать все это из кабинета было легко, но снизу, со стороны люка, – довольно неудобно.

Из люка проникал свет. Я полз на четвереньках. В нос попала пыль, пахнувшая ржавчиной; стараясь не чихнуть, я задержал дыхание – боль разрывала грудь. Чтобы не шуметь, я спускался, переставляя руки по ступенькам, и наконец, упершись коленями в стену, повис вниз головой. Сквозь щели в занавесе мне удалось увидеть, что делается в комнате. Девочка стояла на четвереньках. Рядом – заместитель директора. Он говорил ей что-то, но я ничего не расслышал. Во всяком случае, для восьми часов утра сцена была малоподходящей.

Я быстро выполз из люка и стал громко топать около панели. Заместитель директора, услышав шаги наверху, поймет, что в кабинете у него кто-то есть и значит воспользоваться потайным ходом невозможно. Придется ему возвращаться в свой кабинет обычным путем. Но поскольку дверь заперта, войти туда ему не удастся. Пока он будет пытаться открыть дверь и наконец, отчаявшись, позовет служащего, пройдет минут двадцать-тридцать.

Именно так все и случилось. Услышав, как захлопнулась дверь восьмой палаты, я единым духом спустился по потайной лестнице. Девочка узнала меня, но нисколько не удивилась. Я засмеялся, и она, посасывая палец, рассмеялась в ответ.

– Быстрее. Где вещи?

– Вещей никаких нет.

– Нужно переодеться.

– И переодеться не во что.

Пальцами ног она подцепила валявшуюся на кровати пижаму. Какие длинные стройные ноги – даже не подумаешь, что у нее болезнь костей.

– Ладно, надень хоть пижаму.

Девочка, не вставая, послушно стала просовывать руки в рукава. А я тем временем осмотрел тумбочку у кровати. Два банана, разрезанная пополам папайя, фен со щеткой, две шариковые ручки, два иллюстрированных журнала для девочек, начатое кружевное плетение, красный кожаный кошелек с колокольчиком. Кошелек был раскрыт, и его содержимое высыпалось на пол. Денег – шесть тысяч тридцать иен, бирка с обозначением группы крови, регистрационная больничная карточка, крохотная позолоченная фигурка лисы, золотое кольцо с маленьким камешком цвета запекшейся крови и прочие мелочи. Расстелив полотенце, я поставил на него умывальный таз, сложил туда все вещи и завязал крест-накрест. Узел можно будет повесить на плечо, а обе руки останутся свободными, если придется нести девочку.

– Сможешь идти?

Девочка только что надела пижамные штаны и села, свесив ноги с кровати. Слегка наклонив голову набок и опираясь на руки, она стала сползать на пол. Выпрямилась было, но взмахнула руками и едва не упала. Я протянул ей руку и помог устоять на ногах, она радостно улыбнулась, сверкнув зубами. Опираясь на мою руку, сделала шаг, высунув от усердия кончик языка.

– Ой, как высоко…

– Что?

– Я как будто смотрю из окна второго этажа.

– Ты не пробовала ходить сама?

– Я раньше была такая толстуха.

– Нет, сама ты идти не сможешь.

– Я вдруг стала расти, нервы поэтому вытянулись, и я очень быстро устаю.

Медлить больше нельзя. Если в кабинете на третьем этаже есть еще один вход, то заместитель директора уже обнаружил открытую панель и все понял.

– Селектор включен?

– Нет, выключен.

Повесив узел на шею, я взял девочку на закорки и вышел в коридор. Сперва я думал, что привлеку всеобщее внимание, но в клинике все шиворот-навыворот – странные, казалось бы, вещи никому не бросаются в глаза. Никто даже не глянул в нашу сторону. Нам помогло и то, что было лишь восемь часов утра.

Однако спускаться на лифте показалось рискованным. Девочка прилипла к моей спине, как живая резина, тяжести ее я пока не ощущал. Бегом спустился по лестнице и начал уже пересекать приемную, направляясь к выходу, но вдруг непроизвольно остановился. Спасло чутье. Несколько человек ожидали лифт. Среди них была секретарша. Она, несомненно, разыскивала меня. Толпившиеся у лифта нетерпеливо уставились на стрелку указателя этажей. Наверное, в лифт грузили какие-то тяжести, и он продолжал стоять на месте. Каблук секретарши нервно постукивал по