Впрочем, сейчас князь Давыдов был тих и с пьяной сосредоточенностью смотрел в экран своего сотового телефона, медленно, но уверенно набирая на нем какой-то текст.

— Василий Владимирович, что-то случилось? — Проявил вялое любопытство князь Галицкий.

— Публикую сообщение о сватовстве в инстаграм. — пробубнил тот.

— Так вы блоггер, ваше сиятельство? — Скрыл усмешку Яков Савельевич за бокалом с апельсиновым соком, который взял в руки и пригубил.

— Кто? Я?! Я — гусар! — Возразил Давыдов с возмущением. — Этот… Бьюти-гусар!

Остальные с легким чудачеством были более-менее знакомы, потому не обратили внимание. Разве что Шуйский, как близкий друг, знал, что появление инстаграма в мире Давыдов полагал лично своей заслугой, как ответ на жаркие и истовые молитвы увидеть всех женщин мира в неглиже. Тем более, что созерцание женской груди, по словам всех известных специалистов, весьма положительно сказывалось на здоровье сердечной мышцы — а был князь немолод, оттого за здоровьем следил каждый день.

— Новость, безусловно, выйдет выдающаяся, — вежливо продолжил Галицкий. — Абсолютный рекорд выкупа на моей памяти. Бывали, конечно, брачные контракты и на более значительные суммы, но чтобы так — выкинуть на землю… — Задумчиво посмотрев за окно, он оставил фразу повисшей в воздухе.

— Многие молодые люди в столице посчитают это вызовом, — поддержал Долгорукий. — Планкой, которую стоит преодолеть.

— А остальные будут искренне ненавидеть и завидовать, — потянулся за соком Шуйский и с неудовольствием тряхнул пустой пачкой в руке.

Служанок, как говорилось, не было — так что пришлось искать сок среди иных открытых пакетов.

— Зависть — это хорошо, — нестойко поднялся с места гусар с телефоном в руках. — У меня два миллиона пятьсот сорок две тысячи завистников!

— Подписчиков? — Поправил его было Яков Савельевич.

— И их тоже, — пробормотал Давыдов, наводя камеру телефона на кучу денег за окном.

А затем возмущенно нажал на кнопку включения, отреагировав на внезапно погасший экран. Но телефон, отчего-то, не желал включаться, не слушаясь ни нажатий, ни гневных княжеских слов.

— Господа, а не прогуляться ли нам по двору? — Поднялся, демонстрируя пример, князь Юсупов, и выбрался из-за стола. — Погоды стоят отличные.

Дождь, капризный по осеннему времени, уже перестал, а налетевшие было тучи отступили под напором порывистого ветра севернее, оставив ясное небо над головой.

— Поговаривают, скоро похолодает, — принял его предложение Панкратов

Потому что не было темы благодатнее и безопаснее, чем разговоры о погоде.

— Обещают даже снег в конце следующей недели. — Отставив стакан в сторону, двинулся за ними и Галицкий.

А там и Шуйский с Долгоруким составили им компанию. Да даже трое молодых людей в красных бабочках решили размять ноги и прогуляться.

И только князь Давыдов остался расстроенно вертеть в руках дорогой американский телефон, пытаясь пробудить в нем жизнь.

Расхаживать большой компанией выходило неловко, так что люди невольно разбились на три группы: наособицу стояли молодые люди; рассуждали о видах на грибной урожай после такого дождика Шуйский с Долгоруким, вежливо поддакивал им Галицкий, а вот Панкратов с Юсуповым, изобразив короткую остановку рядом с ними, почти сразу отошли от них на десяток шагов в сторону, продолжая неспешно двигаться вдоль условной границы, за которой начиналась россыпь денег, невольно ставшая центром общего внимания.

— Михаил Викентьевич, вы что-то хотели мне сказать? — Цепко посмотрел на спутника князь Юсупов.

— При всем уважении, но я хотел бы пожаловаться вам на внука. — Замерев на очередном шаге, Панкратов повернулся к куче денег и с нечитаемым выражением лица посмотрел на слегка влажные купюры.

— Жалуйтесь, — небрежно махнул рукой князь.

То ли — дозволяя, то ли — обозначая, что он может это делать хоть до второго пришествия.

— Пришел. Угрожал. Банкира увел, — поиграв желваками, все-таки остался Панкратов доброжелателен, позволив себе только легкое осуждение в адрес молодежи.

— Полагаете, дело было именно так? — задумчиво произнес Юсупов.

Который наверняка был в курсе всего — вон какой жирный намек на некие обстоятельства, из-за которых Панкратову оставалось только жаловаться, а не требовать.

— Я не в претензии на угрозы! Роковое непонимание — он не представился, я не просчитал риски. Но банкир был мой! — Возмущение все-таки пробилось из-под маски спокойствия.

— Чей банкир?

— Колобов! Банкир Фоминских!

— А вы говорите — ваш, — укоризненно произнес князь.

— Но пришел-то он ко мне. А ваш внук его увел. — Как-то даже с досадой добавил Михаил Викентьевич.

— Свободный человек, — веско произнес Юсупов, скрывая за хитрым прищуром глаз свое искреннее отношение.

— Пусть так, — печально вздохнул Панкратов. — Но я ведь пошел вашему внуку навстречу. И ради чего? Чтобы он купил у меня банк Фоминских и тут же продал его Долгоруким?!

— Дорого купил? — Словно невзначай вставил слово влиятельный дед.

— Дорого, но там этих денег… Сами, вон, посмотрите…. — Тоскливо окинул он взглядом кучу валяющихся на земле денег.

— Так в чем же ваша жалоба? — Посмотрел на него взгляд, полный мудрости более старшего поколения.

Мудрости, которая умела ничего не понимать, но не подать виду.

— Даже не жалоба, выходит… — Михаил Викентьевич чуть замялся, подбирая слова. — Просто я к нему со всей душой, а он все — младшему Долгорукому.

— Это Игорю-то?

— Ему, — согласно кивнул Панкратов. — Но почему? Со мной же тоже можно договориться.

— Мой внук благоволит Долгорукому Игорю и оказывает ему покровительство. Но ваши чувства мне понятны, — осторожно коснувшись его локтя, Юсупов доброжелательно улыбнулся. — Вот что, Михаил Викентьевич. Вас, как я понимаю, до сих пор донимают эти старики из боярской думы? Говорят нелепицу про незаконное нападение на вотчину Фоминских и огнем плюются, требуя все возвернуть обратно?

— В пятницу собирают большой сход, — небрежно пожал плечом Панкратов. — Я все равно от своего не отступлюсь.

— Да. В пятницу, верно, — словно припоминая, произнес Юсупов. — Меня тоже звали. Так я помыслил сейчас, и решил пойти. Могу по пути к вашей резиденции подъехать, так потом общим кортежем в Кремль и направимся? — Как о пустяке поинтересовался великий князь.

Словно игнорируя подтекст, что об этом маневре будет известно всем заинтересованным лицам еще до их приезда, а остальным останется только в бессильной злобе скрипеть зубами, когда машины двух князей совместно въедут через Спасские ворота. Ничего этим крючкотворам и тыловым воякам не обломится от завоеваний Панкратова — не с такой поддержкой, которую могут оказать Юсуповы.