Мир средств массовой информации присвоил себе целый свод бессмертных и укрепляющих его значительность ролей, растущих, как злокачественная опухоль. Одной из них является роль политического интервьюера и/или комментатора. Теоретически основная задача средств массовой информации состоит в том, чтобы докладывать о событиях, а затем, возможно, осторожно их комментировать в передовой статье или телепередаче, излагающей принципиальные взгляды газеты или канала и полностью осознающей свои политические пристрастия. Сейчас, однако, комментатор призван заслонять собой материал, который он должен комментировать. При освещении любого события на политической сцене намного больше времени и места выделяется для гипотетических вариантов развития и интерпретаций, чем для самого события. «Острое словечко» какого-нибудь политика может стать причиной выделения многих часов эфирного времени и целых газетных полос, посвященных его анализу. И весь этот так называемый анализ есть не что иное, как беспочвенные спекуляции так называемых «экспертов», которые, возможно, располагают большей информацией, но никак не большей проницательностью, чем образованные читатели, слушатели и зрители. Похоже, медиамагнаты не осознают, насколько влиятельны, оскорбительны и опасны такие анализы. Подразумевается, что люди слишком глупы, чтобы самостоятельно разбираться в происходящем и делать собственные выводы. Подразумевается, что все политические события, преобразования и доклады должны быть разбиты на части, пережеваны, а затем на блюдечке с голубой каемочкой поданы массовой аудитории, слишком темной, чтобы сделать это самой. Считается, что мы нуждаемся в интерпретации материала, который сам по себе либо понятен слепому, либо является вульгарной ложью и, следовательно, не достоин анализа. И такая интерпретация, конечно, дает возможность для использования скрытой манипуляции. Рвение, с которым производятся такие интерпретации, доказывает, что людей пытаются убедить в их необходимости – в том, что мир вокруг них слишком сложен для понимания и им не обойтись без посторонней помощи. Таким образом, формируется симбиотичная зависимость, питающая невежество.

В западной демократии ни одна политическая партия не застрахована от неприятных казусов и осложнений. Следовательно, представители каждой партии хотя бы раз проходят через суд инквизиции СМИ. Зрители довольно часто становятся свидетелями этого «суда» и, что вполне естественно, начинают относиться с недоверием, цинизмом и презрением к скользким сладкоречивым политикам. В глубине души, подсознательно они представляют интервьюера как фигуру, стоящую над всей этой политической низостью, единственную, которая сохраняет свое олимпийское достоинство и честность. Таким образом, возможности средств массовой информации по манипуляции сознанием увеличиваются еще больше.

Если СМИ способны исполнять обязанности независимого и беспристрастного судьи в мелких политических распрях, то у них есть возможность выступать в таком же качестве уже в более крупных, даже глобальных масштабах. Они могут играть роль надгосударственного руководителя, например призывая к порядку и ответственности ссорящиеся правительства. Подтверждение того, что они играют именно эту роль, пришло во время войны в Персидском заливе, когда американское и иракское правительства общались между собой больше с помощью телевизионных интервью, чем по традиционным дипломатическим каналам. Кроме того, СМИ предоставляют возможность главам правительств обратиться к народу чужой страны напрямую, минуя лидеров этого государства. Так сделал Джордж Буш, призывая народ Ирака восстать против режима Саддама Хусейна. Но когда влияние средств массовой информации в таких глобальных вопросах продолжает расти, они стремятся скорее контролировать события, чем просто сообщать о них. По словам одного комментатора СМИ, особенно международные телевизионные сети стали «активным участником событий, о которых должны были только сообщать. Телевидение нельзя больше считать… просто сторонним наблюдателем и глашатаем событий. Оно запуталось в этих событиях и стало их неотъемлемой частью»[374].

В какой-то степени СМИ, подсознательно используя силу внушения, незаметно навязывают нам свою собственную иерархию ценностей. Наиболее очевидным такое навязывание становится тогда, когда они сами отдают предпочтение тем или иным новостям или же, наоборот, считают их несущественными. Конечно, некоторые события не вызывают споров по поводу своего приоритета над другими, что автоматически выводит их на первый план в новостях. Убийство видного политического деятеля, захват самолета или другой террористический акт. авиакатастрофа или национальное бедствие, большой политический скандал – все это может стать основной темой для любой газеты, радиостанции или телеканала. Но если ничего особенного, на что необходимо обратить внимание публики, не случается, то средствам массовой информации приходится самим создавать шкалу приоритетов.

Происходящее близко к дому неизбежно потребует внушительного количества газетных полос и эфирного времени. Смерть двух или трех граждан Соединенного Королевства или американцев привлечет больше внимания СМИ в их странах, чем гибель двух или трех тысяч человек в отдаленном уголке Африки или Азии. Один американский гражданин, заключенный под стражу за контрабанду наркотиков в Таиланде, будет более интересен СМИ, чем куда более важные международные события – например, территориальный спор между Перу и Боливией, который может стоить жизни тысячам граждан. Этого, конечно, и следовало ожидать. На всех нас сильнее влияют события, которые напрямую затрагивают нас, которые в какой-то мере могут изменить нага мир, нашу жизнь. И бесспорно, что в расстановке приоритетов между такими событиями манипуляции СМИ наиболее эффективны и коварны.

В день, свободный от мировых сенсаций, средства массовой информации, используя силу внушения, предлагают свою собственную, «правильную» иерархию ценностей. Бульварная пресса, например, откопает последний материал про британскую королевскую семью, американского президента или ничего не значащий проступок одного из публичных деятелей. Остальные печатные издания отдадут предпочтение совсем другим темам. Передовая статья одной из газет, передача какой-либо радиостанции или телеканала может быть посвящена экономическим проблемам. Где-нибудь еще акцент будет сделан на политике или защите прав человека. Медленное и лишенное драматизма течение мирных переговоров может быть отодвинуто на второй план какими-то вульгарными сплетнями. И у всех подобных событий – за исключением происшествий такого масштаба, как, скажем, убийство Кеннеди, – будет явно ограниченный «срок годности».

Конечно, нужно принять во внимание, что аудитория – читатели, слушатели, зрители – ожидает узнать в новостях что-нибудь драматичное и волнующее. Фраза «Полмиллиона женщин остались неизнасилованными в Бостоне прошлой ночью» не годится для эффектного заголовка (хотя во многих американских городах такая газетная шапка имела бы успех). Но есть что-то неправильное и возмутительное в том, что нам предлагают очередные кривлянья известного спортсмена или поп-звезды как нечто более важное, чем уличные беспорядки в Майами или важные события в Северной Ирландии. Конечно, образованные люди поймут, что эти события несравненно более значимы, чем жизнь Майка Тайсона, Майкла Джексона или Мадонны. Но СМИ, расставляя акценты на этих «знаменитостях», настаивают на обратном, искажая таким образом наши приоритеты, нашу иерархию ценностей, наши представления о том, что на самом деле важно в этой жизни. Иллюстрацией тому стали прямые репортажи спортивных событий, о которых комментаторы говорят с благоговейным придыханием. Огромные суммы денег тратятся на забавы горстки оболтусов, которые гоняются по полю за накачанным воздухом пузырем. Чтобы уступить место этим спектаклям, властно отодвигаются в сторону другие программы, включая выпуски новостей. А те, кто комментирует подобные представления, делают это захлебывающимися голосами и с таким яростным возбуждением, которое было бы уместно разве что на поле брани или в момент второго пришествия. С помощью этих шоу нас сознательно вводят в заблуждение, убеждая в важности таких вещей.