– Что все это значит, Люси?

Она тихо помотала головой.

– Между двумя воплями дивизионного я попросила его связаться с судьей, – сообщила она. – Завтра утром мы заберем компьютер Прадье. Покопаемся в нем и тогда получим больше подробностей о чанах с телами. Проверим, может, там не один татуированный труп, а больше. Это не самое приятное занятие, но придется за него взяться.

Белланже вырвал из руки капельницу:

– Тебе не придется, Люси.

Он долгим взглядом посмотрел на иглу.

– На этот раз пронесло…

В его голосе прозвучала покорность судьбе, и Люси так и не удалось понять, до какой степени он злится на себя. Случившееся с Камиль и чуть было не случившееся с шефом жестко вернуло ее к действительности: она занимается опасным ремеслом, где смерть может выскочить из-за угла в любой момент. На месте Белланже вполне могли оказаться она сама или Франк. И вполне могли там остаться.

Как они вдруг дошли до этого, как забыли все свои обещания? Что станет с их близнецами без отца или матери?

Она испустила долгий горький вздох, сознавая свое бессилие, свою глупость.

Их глупость.

Николя встал и взял со спинки стула рубашку:

– Подожди меня в коридоре.

– Черт подери, Николя, я такое только в кино видела. Не собираешься же ты…

– Пожалуйста.

Люси смирилась, и через пять минут Николя присоединился к ней:

– Сваливаем отсюда.

– Предполагаю, не подписывая никаких бумажек?

– Они знают, где меня искать.

Выйдя из здания, Белланже, к большому удивлению своей спутницы, направился к анатомическому институту. Попросил ее подождать снаружи, а когда вернулся, держал в руках процессор компьютера Прадье.

– Ты и впрямь полагаешь, что мы можем себе позволить дожидаться разрешения этого придурка-судьи? – спросил он сухо.

Люси не ответила. Они снова сели в машину и поехали в Париж. Напряжение было почти осязаемым. За все время поездки они почти не обменялись ни словом. Белланже хмуро молчал, глядя сквозь стекло пустым взглядом.

Зазвонил его телефон. Дивизионный. Все еще лаял. Проявлял нетерпение. И ждал их в своем кабинете.

Что за дурак…

Люси высадила шефа неподалеку от Люксембургского сада, возле его машины, стоявшей здесь со вчерашнего дня. Когда он выходил, ей тоже пришлось ответить на телефонный звонок. Закончив разговор, она поморщилась, глубоко вздохнула и побежала догонять уже отъезжавшего Белланже.

Тот остановился и опустил стекло.

– У меня… новости о Камиле Прадье, – сказала она, запыхавшись.

Белланже посмотрел ей прямо в глаза. Его сердечный ритм понесся вскачь.

– Его поймали?

– Он ехал по проселочным дорогам… Час назад пытался прорваться через полицейское заграждение, за ним устроили погоню по департаментской трассе. Дело плохо обернулось. Прадье пошел на обгон и столкнулся на встречке с другой машиной. Судя по тому, что мне сообщили, все люди в той машине погибли. А его на «скорой» доставили в больницу все того же чертова РБЦ. Он жив, но без сознания. Больше они пока ничего не знают.

Лицо Белланже скривилось от бешенства.

– Лучше бы этому сукину сыну выжить… В его же интересах.

Николя Белланже отнес процессор в лабораторию на экспертизу. Он хорошо знал тамошнего эксперта по компьютерам – парня, который, как и он сам, дневал и ночевал на рабочем месте, – и попросил его срочно покопаться в жестком диске. Официальные документы придут потом.

После Люси настал его черед предстать перед дивизионным комиссаром, человеком в темном костюме, с седоватой бородой, из-за которой он казался похожим на Бруссара, который на набережной Орфевр, 36, считался легендарной личностью. Клод Ламордье был малый с солидной репутацией и навел неплохой порядок в судебной полиции Марселя и Лиона, прежде чем приземлиться под крышей главного здания.

Он раздраженно прихлопнул листок на своем столе, который Николя тотчас же узнал: то самое следственное поручение, позволявшее производить необходимые действия с различными подозреваемыми.

– Что за дерьмо вы мне тут подсунули? Может, объясните, зачем вообще существуют процедуры?

– Нас время поджимало, господин дивизионный комиссар. Мы…

– Ваша обязанность в том и состоит, чтобы уметь правильно им распоряжаться. Полюбуйтесь, какой бардак вы мне оставили с этим Камилем Прадье! Его дом частично сгорел, и я только что узнал, что сам он угодил на операционный стол, находится между жизнью и смертью, а до того устроил аварию с двумя жертвами. Мужчина и женщина, которым на двоих и пятидесяти не было. А что у нас на руках? Никакой официальной бумаги, никакого поручения от судьи, никакого соблюдения процедуры, чтобы прикрыть себе задницу… Придется теперь жонглировать только этим следственным поручением, чтобы выбраться из неприятностей.

Он подтолкнул документ к Николя:

– Надеюсь, оно было при вас, капитан, когда вы вломились к Прадье, не так ли?

– Да, было…

– Очень хорошо.

Дивизионный комиссар спокойно сложил руки перед собой.

– А я еще слова не сказал об исчезновении вашей Камиль Тибо. Скажите, капитан, как быть с этим ведром дерьма?

«Вашей Камиль Тибо». Николя Белланже слишком плохо себя чувствовал, а ответа, который удовлетворил бы Ламордье, просто не существовало. Не человек, а глыба льда.

– Мы все-таки можем надеяться, что Прадье выживет, – попытался он оправдаться. – Если очнется, у нас будут шансы добраться до Харона и быстро закрыть дело. А если это не сработает, то Шарко взял верный след. Мы их скоро возьмем.

Дивизионный комиссар глубоко вздохнул:

– Опять же это не вопрос времени, а…

– Это как раз вопрос времени! – отрезал Белланже. – Может быть, Камиль Тибо именно сейчас умирает. Ей надо регулярно принимать таблетки против отторжения пересаженного органа, это жизненно необходимо. У нас каждый час, каждая минута на счету!

Забывшись, Николя повысил тон и перебил своего начальника. Его нервы не выдерживали, и он не мог принять мысль о том, что Камиль, возможно, уже мертва.

– Камиль Тибо не существует, – сухо возразил Ламордье. – Вы никогда о ней не слышали, и ее имя не появится ни в одном из наших отчетов, пока не найдут ее тело. Вот тогда и посмотрим, как выбраться из этого без особого ущерба для себя.

Белланже хотел отреагировать, но дивизионный его опередил:

– Вы что же, думаете, будто я хочу повесить на себя всю жандармерию севера? Выставить наше ведомство сборищем кустарей? Вы хоть представляете себе риск? Больше и слышать не хочу это имя в наших стенах.