Затем в глаза мне бросается «Жизнь и мнения Тристрама Шенди». Я как раз подумал о Стерне и вспомнил его недавние похороны и маленькую библиотеку в Йоркшире. Если это книги Дидро, то среди них может быть и шеститомник Стерна, который он послал философу перед своим визитом в Париж. Я снимаю комплект с полки и заглядываю внутрь. На титульном листе — автограф Стерна (хотя Стерн, как и современные романисты, подписывал много книг). Но и здесь чего-то не хватает: отсутствуют пятый и шестой тома. И так везде, вся библиотека изрешечена непонятными дырами, пустотами, отверстиями, элизиями или (как любят говорить теоретики) апориями. Все некомплектно, все «почти». А что, если и Публичная библиотека — совсем не библиотека? Что, если все собрания сочинений в ней разрознены, как в этой комнате? Алфавитные списки словарей на несколько букв короче, чем нужно; периодические издания отстают на несколько месяцев, лет или десятилетий…

Но вот по каменному полу стучат каблучки. Это Галина. Она заходит, ставит на стол у окна два стакана чая.

— Нашли что-нибудь интересное? — невинно любопытствует она.

— Не знаю, что и сказать… — отвечаю я. — Похоже, это действительно книги из библиотек Вольтера и Дидро.

— Некоторые из книг.

— Но я не понимаю, что произошло. Почему столько пробелов?

— Пробелов?

— Да. Повсюду пропуски…

Галина странно смотрит на меня через стол, как будто размышляет, можно ли доверить мне некую интимную тайну.

— Я вижу, вы действительно любите книги, mon ami.

— Да, и всегда любил.

— Видите ли, я сказала Бу, что приводить сюда группу — не самая удачная идея. Что он должен придумать что-нибудь другое.

— Похоже, он придумал.

— Я надеялась, он просто скажет вам, что мы сюда не пойдем. Я не ожидала увидеть никого из вас. Когда я приехала в порт сегодня утром, я думала, что он организует другую экскурсию. Он вам это сказал?

— Мне не сказал. Потому что я очень хотел увидеть библиотеку Дидро. Но что я увидел?

Вместо ответа Галина подходит к стене и, взяв какую-то гравюру XIX века, ставит ее передо мной. На гравюре — большой уютный зал со столами, классическими колоннами, застекленными книжными шкафами, обелисками, статуей. Подпись сделана кириллицей, но вполне понятно, что она означает.

— Библиотека Эрмитажа?

— Да, — отвечает Галина. — Чудесный зал. Екатерина позаботилась об удобствах и украшениях. Не забывайте, это она вывела Россию из ничтожества. Скифское варварство превратила в афинское величие. И ее библиотека была одной из лучших библиотек столетия.

— И царица всегда покупала все, что хотела.

— Конечно. Знаете, собрание было великолепным. Семь тысяч томов из Фернея, библиотека величайшего философа мира. Потом еще три тысячи томов от Дидро, библиотека «Энциклопедии». В сумме — десять тысяч томов. Книжная коллекция была столь же уникальна, как любая из картин на стенах Эрмитажа.

— Но все это в прошлом.

— Я рассказывала, что случилось потом. Во Франции произошла революция. И сама императрица с возрастом очень изменилась. Говорят, она во всем и во всех разочаровалась. Она стала старой, толстой, страшной. И кроме того — унылой, скупой и суеверной.

— А ее любовники становились все моложе и моложе…

— Oui. Когда казнили короля Людовика, она надела траур. Эта казнь убила все ее надежды на философию, образование, науку, просвещение.

— И она сослала Вольтера в кладовку и заперла двери библиотеки?

— Да. И с тех пор в Эрмитаже начали происходить странные вещи.

— Какие?

— Закрытая библиотека — большое искушение. А это место было завалено сокровищами. Рукописи Дидро. Полицейское досье Вольтера. Много ценных вещей. И туда стали наведываться маленькие Чичиковы. Они легко отпирали запертые двери. Сокровища на то и сокровища — их всегда крадут, официально или неофициально. Когда Сталину понадобилась иностранная валюта, он просто продал картины из Эрмитажа. Когда пришли немцы, они гребли все, что могли унести.

— И книги из библиотеки?

— Конечно.

— Не понимаю. Если у вора есть хоть немного ума, он утащит полный комплект. Зачем ему несколько томов из собрания сочинений? И кто бы стал красть три тома из «Энциклопедии»?

— Зависит от того, кто и зачем крадет. Некоторые крадут, чтобы иметь, некоторые — чтобы уничтожить.

— По-моему, тут что-то не так.

— Скажите мне: если вы хотите потерять книгу — куда вы ее отнесете?

— Не знаю. В библиотеку?

— Конечно. В библиотеках находят книги, но здесь же их и теряют. Иногда их уносят насовсем, иногда возвращают и ставят не на то место. Мы пытаемся вести каталог, но даже самые лучшие каталоги врут. А эта библиотека много раз перемещалась. При переезде из Эрмитажа не составили даже список книг. А потом были революция и блокада, книгами топили печи. И когда настало время вернуть их на место, никто не знал, куда что девалось. И только одного человека волновала библиотека Эрмитажа. Только один человек попытался восстановить ее в прежнем виде.

Я смотрю на нее. Элегантная седая дама в изящном тонком платье теребит пальцами брошь на груди.

— Это были вы, Галина?

— Oui, d'accord.[65]Поверьте: вы находитесь в одной из величайших библиотек мира, не уступающей «Беру» или «Библиотек Насьональ». Но наша библиотека до сих пор ни с чем: у нас нет ни полного каталога, ни компьютерной базы данных. Мы не имеем ни специальных шкафов, какие есть в Лондоне или Париже, ни команды ученых для классификации всего этого богатства. А ведь здесь около десяти миллионов книг и около десяти миль полок. Где-то среди них когда-то находились десять тысяч томов библиотеки Вольтера — Дидро. Некоторые из них отличить нетрудно — те, на которых стоит печать Вольтера. Некоторые можно узнать только по заметкам на полях, сделанным рукой Вольтера или Дидро. За сорок пять лет я прошла вдоль всех полок и просмотрела все книги восемнадцатого века. Если попадалась книга, принадлежавшая к Библиотеке Просвещения, я переносила ее сюда. Все книги, находящиеся в этой комнате, попали сюда по одной и той же причине: когда-то они могли входить в собрание Дидро; и, может быть, они выведут меня на другие книги из этой библиотеки.

Мне вдруг становится грустно в этой грустной комнате. Я оглядываюсь — грубые полки, разрозненные комплекты, поврежденные корешки, отсыревшие, покрытые пятнами переплеты.

— И сколько книг вы уже опознали?

— Около пяти тысяч.

— А что же с остальными? Вы думаете, они еще здесь, где-то в библиотеке?

— Откуда мне знать?

— Но нельзя ли придумать что-то попроще, а не проверять каждую книгу в библиотеке?