Эвакуацию сам Никодим Михайлович провел в Москве, работая в своем же главке Юга. Ему с женой подыскали комнатку в старом деревянном доме; зимой там по углам выступал иней, а когда отказывал водопровод, приходилось с ведром ходить на колонку.

Месяц назад Браилова вызвали к наркому. Он вошел в огромный, обставленный черной кожаной мебелью кабинет с шестью телефонными аппаратами. Нарком, почти квадратный, сутулый, с выбритым мясистым лицом, поднялся из-за резного дубового стола, жестом указал на кресло.

— Следишь, товарищ Браилов, за сводками Совинформбюро? Есть уже ваши освобожденные совхозы?

— Имеются. Разрешите показать?

Они подошли к большой, во всю стену, карте, и Браилов обвел пальцем первые районы своей области, только что очищенные советскими войсками от фашистов. Нарком утвердительно кивнул крупной головой с нависшими надо лбом густыми волосами, ободряюще улыбнулся.

— Что ж. Оформляй документы и прямо в дорогу. Задерживать в главке больше не будем. Когда немца отгонят дальше, вызовешь из Москвы семью. Желаю успеха.

И вот Браилов здесь. Сейчас его задача взять на учет все уцелевшее от войны. Стянуть разбросанную по отделениям технику, инвентарь в МТМ и начать ремонт; сохранить семенной фонд; всяческими путями доставать запасные части. Подготовиться за текущую зиму, а там засевать яровой клин и уже постепенно входить в правильный севооборот.

Ну и, когда выдастся пара свободных деньков, съездить на тот злосчастный полустанок, где погибла Светочка. Жене все мерещится, что дочку лишь ранило. Вдруг выжила и где-то, бедняжка, томится? На худой конец поискать могилку, убрать, поставить надгробье.

…Жирная грязная дорога завиляла мимо полуобвалившихся кошар. В неглубокой мокрой балке в нос приторно ударил тошнотворный, удушающий запах гниения: откосы пестрили десятками чудовищно вспухших и уже полуобглоданных волками коровьих туш. С тяжким карканьем взмыла с них воронья туча. Наверно, и орел, виденный на кургане, прилетал сюда пировать. Шофер поторопился быстрее проехать это место. Из-за бугра как бы приподнялись навстречу обгорелые стены двухэтажных домов центральной усадьбы, один уцелевший столб триумфальной арки: совхоз имени Щорса. Разрушено было и большинство поселковых хат, сараев, лишь по-прежнему вольнолюбиво подымались в небо зеленые свечи пирамидальных тополей.

У развалин конторы Браилов вылез из автомобиля, прошелся вдоль забурьяневшей клумбы, некогда радовавшей обилием цветов. С кем же тут приступать к восстановлению? И внезапно остановился: навстречу ему двигался бородатый мужчина в пилотке, из-под которой торчали отросшие, как у попа, волосы, в стеганом ватнике, с немецким автоматом на груди.

— Откуда? — строго спросил он.

— Вы что, папаша, партизан? — проговорил Браилов, подавая документ.

Бородатый прочитал его, долго рассматривал печать и уважительно вернул обратно.

— Из треста, значит? Та-ак, — сказал он мягче. И совсем другим тоном спросил: — А… курева у вас не найдется?

Табак имелся у шофера.

— Вот это удружили, — обрадовался бородач, скручивая себе цигарку мало не в кулак толщиной. — Четвертый день хоть бы затянуться довелось, верите, голова начала болеть. То, что я из местного отряда, товарищ директор, вы угадали, а вот насчет возраста ошиблись. Просто зарос, все недосуг постричься было. Так что скорее вы мне в папаши годитесь.

— Я уж теперь и сам увидел свою промашку, — улыбнулся Браилов. — Вы, молодой человек, чего ж тут сторожите? Вот эти обгорелые стены? Иль побитых коров в балочке?

— Есть чего.

Партизаны были самый надежный народ, на который не только полностью можно положиться, но и выслушать совет, уточнить обстановку. В оккупацию они поддерживали тесную связь с населением, знали, кто как себя вел. Недаром после освобождения именно партизаны возглавили областные, районные органы управления, милицию, хозяйственные конторы. Браилову и приятно и полезно было поговорить с вооруженным бородачом в пилотке.

— Отряд ваш небось на островах в плавнях базировался? Петра Черного, механика с «Днепровского», случаем не знаете?

— Кто ж Черного не знает! — воскликнул бородач, глубоко, с удовольствием затягиваясь цигаркой. — Лихой партизан. Отчаянный слишком, правда, все под самый нос к немцу суется, не знаю, как только и голову уберег. Мы ведь с Петром друзьяки, я младшим зоотехником тут в «Щорсе» работал, заступил перед самой войной. Моя фамилия Отрощенко: не слыхали? Вот мне и поручили сторожить свой совхоз. Между прочим, вон к тому сараю не подходите: заминирован. К вечеру еще народ вернется… в приднепровских плавнях от немца прятались. Ничего, заживем, опять работать станем.

Откуда-то — из развалин, а может, из трех черневших землянок — начали подходить люди: больше женщины, старики с клюками, босоногие, несмотря на холодную грязь, дети. Как Браилову знакома была эта картина! Они окружили приехавших, полуторку, с жадностью рассматривали, прислушивались к родной речи. Кто здоровался, а кто и смотрел исподлобья, не очень приветливо. Одетые в большинстве плохо, истощавшие, запуганные. Браилова еще в Москве предупреждали: будьте осторожнее при подборе кадров. Немцы наверняка оставили завербованную агентуру, их оружие — диверсия, саботаж. И все же вид освобожденных соотечественников вызывал у Браилова чувство острой жалости. Сколько местные жители вытерпели за эти годы бесправия! Сколько их не дожило до красных деньков! Да еще свои, советские, подозревать будут.

И сейчас он отвечал на приветствия, а кого узнавал, перекидывался несколькими словами.

— Пройдемся-ка, товарищ Отрощенко, — сказал он партизану-бородачу. — Кое-что мне покажете.

Они двинулись по единственной совхозной улице, густо заросшей бурьяном.

— Вы зоотехник, — заговорил Браилов так, чтобы его не слышали оставшиеся у полуторки люди, — наш работник, поэтому с нынешнего числа я назначаю вас временно исполняющим обязанности директора этого совхоза. Как вернусь в город, оформлю приказом. Ищите себе агрономов, бухгалтеров, управляющих отделениями. Принимайте всех, кто придет… даже тех, кто вынужден был у немцев работать. Вы, конечно, знаете, кто как себя вел? Коли есть хлеб в скирдах, берите и его на учет, молотите и не давайте никому ни килограмма, вплоть до армии. Ясно?

— У нас действительно кое-что сохранилось, — уверенно сказал бывший зоотехник. — Не все, конечно. Видали коров в балке? Немец побил. Собирался угонять в Германию, а тут Красная Армия прижала, ну он и… понимаете? Зато уголь нашему совхозному кузнецу удалось спасти. Целых полсклада. Потушил уже подожженный.

— Уголь? — Браилов сразу насторожился. Ему вспомнился Красавин, острая нужда «Профинтерна» в угле. Вот случай помочь этому совхозу.

— Да. Каменный, донецкий. Немец собирался открыть тут мастерскую. Ну… по типу наших межсословных. И это еще не все. У нас на подсобном он бросил совершенно новый трактор-тягач. Вы вот говорили — молотить. Эта б можно, по отделениям и хлеб есть, семь, то ли восемь скирд разбросано, да только подшипников нет. А без подшипников, сами понимаете, наш ХТЗ…

И зоотехник развел руками.

— Отлично, товарищ Отрощенко, — совсем повеселев, сказал Браилов. — Главное, у вас