Лагерь, описанный в труде «Об устройстве военных лагерей» (“De munitionibus castrorum”), действительно очень велик (слишком велик, обычно они были гораздо меньше), потому что он должен вместить три легиона в полном составе, четыре конные «тысячные алы» (alae miliariae) по тысяче всадников в каждой, пять «пятисотенных ал» по пятьсот всадников в каждой и ещё тридцать три легионных подразделения и единицы вспомогательных войск, при широком разнообразии представленных видов войск, включая 1300 моряков или «морских пехотинцев» на лодках (500 моряков Мизенской флотилии и 800 – Равеннской), 200 разведчиков (exploratores), 600 мавританских всадников, 800 паннонских лёгких конников и многие другие, что даёт в сумме невероятную цифру: более 40 000 солдат и 10 000 лошадей. Вполне очевидно, что перед нами своего рода учебное упражнение по устройству лагеря, и каждому подразделению в общем плане отводится своё место, то есть когорты легионной тяжеловооружённой пехоты расставляют палатки по внешнему периметру, который они должны были защищать в первую очередь, с обычной двойной штаб-квартирой квестория и претория в просторном центральном сегменте. Несмотря на свой малый объём, этот труд чрезвычайно поучителен, и вполне возможно, что именно благодаря ему сохранилась концепция походного лагеря, которую, как нам известно, изучали и практиковали ещё в течение по меньшей мере семисот лет.

Для византийцев римская военная литература, будь то по-гречески или по-латински, не могла быть классической: только древнегреческие тексты могли притязать на этот статус, начиная с безупречно древнего Энея, жившего в четвёртом веке до н. э. и обычно известного по прозвищу Тактик, который написал труд об обороне укреплённых позиций[407]. Дошедший до нас текст – лишь часть более пространного труда, упоминаемого и цитируемого Полибием («История», X. 44), но с притворной похвалой методу подачи сигналов, предлагаемому Энеем.

Содержание трактата было, несомненно, оригинальным для тех времён; но, хотя это сочинение достаточно практично, особой одарённости в нём не проявляется, и оно не оказало сколько-нибудь ощутимого влияния на византийскую практику, хотя этот труд помнили, цитировали и использовали как источник выписок, которые делал, в числе прочих, и Юлий Африкан (речь о нём пойдёт ниже), и фрагменты, сохранившиеся в его сочинении, дополняют доступный нам текст. Это верно и в отношении утраченных пособий по военному делу той эпохи, известных нам лишь по имени авторов[408], включая одного, которого мы вполне можем обойти вниманием: Полибия, который мимоходом рассуждает о тактике в своих заметках в «Истории» IX. 20; в этом подробном и достойном доверия труде разговор о военном деле выдаёт проницательность и опытность, которые, видимо, были в ещё большей степени свойственны утраченному труду по тактике.

От третьего века до н. э. у нас есть очень интересный технический трактат некоего Битона, о котором более ничего не известно; автор посвятил свой труд Атталу I Сотеру («Спасителю») Пергамскому, тем самым датировав своё сочинение, поскольку Аттал взошёл на трон в 239 г. до н. э.[409]

Битон описывает шесть артиллерийских орудий: маленький камнемёт, изобретённый Хароном из Магнесии на Родосе и действовавший по принципу арбалета; большой камнемёт Исидора Абидосского, построенный в Фессалонике и действовавший по тому же принципу; передвижная осадная башня (гелеполь, «градобор»), приводимая в движение людской силой при помощи кабестана, вращавшего колёса, с осадными разводными мостами, изобретённая для Александра Великого Посидонием Македонским – причём этот проект вполне практически осуществим в отличие от других образцов больших размеров, снабжённых катапультами, которые, однако же, оказывались слишком тяжелы для того, чтобы подвозить их к самым вражеским стенам; самбука (названная по имени треугольной арфы), то есть осадная лестница, прикреплённая на шарнире к основанию, чтобы её можно было опустить на стену осаждаемого города, – её изобрёл Дамид Колофонский; гастрафеты, артиллерийские орудия средней мощности, в действительности представлявшие собою большие арбалеты, – их сконструировал Зопир Тарентский в Милете; а также меньший, «горный» гастрафет, построенный тем же Зопиром в Кумах.

Текст Битона настолько точен в описаниях и в совершенно реальных размерах, что все эти шесть военных машин можно без особого труда реконструировать, даже без рисунков, сохранившихся в дошедших до нас рукописях. Сама сохранность текста Битона служит свидетельством непрекращающегося интереса к его труду, хотя его цитирует и гораздо более известный инженер, Герои Византийский, речь о котором пойдёт ниже.

В своём рассказе об осаде римлянами Сиракуз (замечательная история с реальным военным и техническим содержанием) Полибий описывал морскую самбуку в действии:

Вот каким образом кажущиеся неприступными приморские стены можно было атаковать с кораблей, стоящих под ними, и у римского командира Марка Клавдия Марцелла были все основания для того, чтобы положиться на самбуки для быстрого взятия Сиракуз в 211 г. до н. э., в ходе Второй пунической войны, – но, к несчастью для римского военачальника, главным инженером на стороне противника оказался Архимед, у которого были свои устройства против самбуки, способные перевернуть её с ног на голову, причём вместе с кораблём, на котором она устанавливалась. Осада длилась более двух лет. Между прочим, Марцелл заслуживает нашего уважения за его реакцию на поражение, сопровождавшееся издёвками осаждаемых: «Архимед угощает мои корабли морской водой, а мои самбуки будто с позором прогнаны с попойки палочными ударами».