отъездом из Мюнхена фюрер уединился с Муссолини и обсудил с ним участие Италии в будущем вторжении на Британские острова[1094].

Чемберлен улетел домой. Он зачитал совместную декларацию толпе, собравшейся встречать его в аэропорту. Вернувшись в Лондон, он помахал этой декларацией из окна верхнего этажа резиденции премьер-министра. «Во второй раз из Германии на Даунинг-стрит привезен почетный мир, – сказал он многочисленным слушателям, стоявшим на улице. – Я верю, что это мир для нашего поколения»[1095].

На следующее утро, когда возле Кларендонской лаборатории в Оксфорде собралась группа ученых-беженцев, обсуждавших Мюнхенское соглашение, к ним подъехал Фредерик Линдеман. Черчилль назвал раздел Чехословакии равнозначным «полной капитуляции западных демократий перед угрозой столкновения с нацизмом»[1096]. Линдеман, бывший доверенным советником Черчилля, испытывал к этой сделке такое же отвращение. Один из беженцев спросил его, не думает ли он, что Чемберлен припрятал что-то за пазухой. «Нет, – рявкнул Профессор, – скорее наложил в штаны»[1097].

После этого Линдеман получил телеграмму:

В СВЯЗИ С МЕЖДУНАРОДНОЙ СИТУАЦИЕЙ С ОГРОМНЫМ СОЖАЛЕНИЕМ ОТЛОЖИЛ ПЕРЕЕЗД НА НЕОПРЕДЕЛЕННОЕ ВРЕМЯ ТЧК БУДУ ОЧЕНЬ ПРИЗНАТЕЛЕН ЗПТ ЕСЛИ ВЫ СМОЖЕТЕ ЗАЧЕСТЬ ОТСУТСТВИЕ КАК НЕОПЛАЧИВАЕМЫЙ ОТПУСК ТЧК ПОДРОБНОСТИ ПИСЬМОМ ТЧК ПОЖАЛУЙСТА ПЕРЕДАЙТЕ ВСЕМ МОИ ИСКРЕННИЕ НАИЛУЧШИЕ ПОЖЕЛАНИЯ В ЭТИ ДНИ ТРУДНЫХ РЕШЕНИЙ

СЦИЛАРД[1098]

Пока развивался этот кризис, Сцилард и Голдхабер нашли время написать статью о серии экспериментов с индием, которые они начали в Англии в 1937 году; Голдхабер завершил их перед отъездом в Соединенные Штаты вместе со своим студентом из Австралии Р. Д. Хиллом. Сцилард думал, что индий может быть кандидатом на возбуждение цепной реакции, но результаты экспериментов показали, что радиоактивность индия, которая казалась Сциларду перспективной, порождается реакцией нового типа, неупругим нейтронным рассеянием без захвата или потери нейтронов. Сцилард был обескуражен. «По мере расширения моих знаний о ядерной физике, – говорил он впоследствии, – моя вера в возможность цепной реакции постепенно ослабевала»[1099]. Если бы обнаружилось, что и другие виды излучения также порождают радиоактивность индия, не производя нейтронов, то у него не осталось бы кандидатов на умножение нейтронов и ему пришлось бы отказаться от своей веры в процесс, который он по-прежнему называл «лунным миражом». Этот последний эксперимент должны были провести его друзья в Рочестерском университете в штате Нью-Йорк, куда он должен был поехать в начале декабря[1100].

Когда Отто Ган открыл номер Comptes Rendus за сентябрь 1938 года, он испытал настоящий шок. В журнале была напечатана вторая часть проведенного Кюри и Савичем исследования таинственной 3,5-часовой активности урана; наиболее спорный вывод, содержавшийся среди многочисленных догадок этой статьи, гласил: «В целом свойства R 3.5h соответствуют свойствам лантана, отделить от которого этот изотоп невозможно без фракционирования[1101]»[1102].

Кюри и Савич полагали, что активность R 3.5h можно по меньшей мере частично отделить от лантана. По-видимому, им не приходило в голову, что вещество, кристаллизующееся из раствора, может быть другим радиоактивным элементом с близким периодом полураспада, а 3,5-часовой лантан может оставаться в растворе. Они все еще не могли поверить – как не мог поверить никто другой, – что бомбардировка урана может приводить к возникновению элемента, расположенного в периодической системе за тридцать пять мест от урана. Канадский радиохимик, бывший тогда в Далеме, вспоминает реакцию их немецкого критика: «Легко представить себе, насколько поражен был Ган… Он сразу же заявил, что такого просто не может быть, что Кюри и Савич чрезвычайно сильно заблуждаются»[1103].

Несмотря на свою угрозу Жолио, высказанную в мае, Ган еще не повторил работы Кюри и Савича. Теперь он передал выпуск Comptes Rendus Фрицу Штрассману. Штрассман изучил французскую статью и предположил, что у этой неразберихи может быть физическая причина – смешение двух радиоактивных веществ в одном растворе[1104]. Он сказал об этом Гану. Ган рассмеялся – такой вывод казался маловероятным. С другой стороны, его стоило проверить. Пока в Европе разгорался чехословацкий кризис, два исследователя занимались в мирном Далеме бомбардировкой урана. Они использовали лантановый носитель, чтобы осадить редкоземельные элементы вроде актиния (если таковые будут), и бариевый носитель, чтобы осадить щелочноземельные элементы вроде радия (если таковые будут). Вещества-носители позволяют выделить из материнского раствора те несколько тысяч атомов дочерних веществ, которые образуются в результате нейтронной бомбардировки. Химически сходное дочернее вещество, которое можно выявить по его характерному периоду полураспада, заполняет свободные места в кристаллах носителя при образовании этих твердых веществ с регулярной структурой в процессе химического осаждения и, таким образом, выводится из раствора. По тому, какому именно носителю удается вывести из раствора дочернее вещество, можно понять, к какой части периодической системы оно принадлежит. После этого остается только отделить дочернее вещество от вещества-носителя методом фракционной кристаллизации, по-прежнему отслеживая его по характерным параметрам его радиоактивности.

В результате упорной работы в течение недели Гану и Штрассману удалось идентифицировать не менее шестнадцати разных активностей. Самые поразительные результаты дало разделение с использованием бария: они обнаружили три ранее неизвестных изотопа, которые они посчитали изотопами радия. В ноябре они сообщили о своих находках в журнале Naturwissenschaften. Образование из урана радия, элемента 88, указывали они, «вероятно, происходит в результате последовательного испускания двух альфа-частиц»[1105].

Если физикам было трудно поверить, что бомбардировка медленными нейтронами может вызвать образование тория (90) или актиния (89), то поверить в то, что она может приводить к образованию радия, им было еще труднее. Лиза Мейтнер прислала из Стокгольма предостерегающее письмо, настоятельно советуя двум химикам еще и еще раз проверить полученные результаты[1106]. Бор пригласил Гана прочитать лекцию об этих странных открытиях в Копенгагене и попытался выдумать достаточно безумное объяснение:

Бор был настроен скептически и спросил меня, не кажется ли мне такая возможность чрезвычайно маловероятной… Мне пришлось ответить, что других объяснений не существует, так как наш искусственный радий удается выделить только с использованием в качестве носителя значительного количества бария. Поэтому кроме радия присутствует только барий, и нет никаких сомнений, что получающееся вещество не может быть ничем, кроме радия. Бор предположил, что эти наши новые изотопы радия, возможно, могут в конце концов оказаться неизвестными трансурановыми элементами[1107].

Таким образом, теперь Ган и Штрассман полностью сосредоточили свое внимание на трех из шестнадцати радиоактивных веществ, которые обнаружили при нейтронной бомбардировке урана, – трех спорных активных веществах, выделяемых из раствора барием.

Ранним утром 10 ноября Лауру Ферми разбудил телефонный звонок. Оператор сообщил ей, что в шесть вечера профессор