У кого возникают сомнения по поводу произошедшего? У каких таких троцкистов-мазохистов? Кто тут Фома неверующий?

Если в нашем мире досточтимый СССР сумел, получив жесточайшее поражение, оправиться от удара и размахнуться для убийственного ответного, то что говорить о принятой за основу ситуации? Утверждаете, задачи более обширны? Да, конечно, завоевать всю Европу сложнее, чем половину. Однако это на первый взгляд. В нашем сорок четвертом Запад высадился с одной стороны, мы подперли с другой, и фашизм, побившись чуток в агонии, лопнул, зажатый в клещи. Теперь Запада нет и клещи работают с одной стороны. Но что с того? Наковальня, один черт, имеет основание. Конечно, отталкивать противника удобнее, вжимаясь спиной в стену, а не в другого агрессора, но… Размеры Европы конечны, да и не очень она велика по российским масштабам. А что более разнообразна, так гитлеровцы уже солидно затерли радужный спектр – осталась пара мазков красного, и все дела. А кроме того, зачем брать всю конечную Европу? По-моему, после пары-тройки сотен километров наступления за Берлин для самых тыквообразных голов все становится ясным до жути. Будет ли вытесненная и случайно не взятая в «котлы» армия боеспособна на чужой, пусть и оккупированной своими, территории без баз снабжения и подкачки военной промышленности? Это вам не времена Чингисхана, когда войска могли действовать без средств коммуникации и снабжения. Здесь не может быть прямого отображения произошедшего у нас. Если бы Гитлер даже сумел, еще одним чудом, заграбастать Москву, это бы мало отсрочило поворотный момент войны. Там, за столицей, тянулись еще тысячи километров враждебных, плохо освоенных земель, с десятками очагов передовой индустрии, а ресурс слабеньких немецких танков, сделавших подвиг, был уже полностью выработан; а артерии-питатели снабжения армии растянулись до критического предела; а линия фронта все ширилась и ширилась, превращаясь в опрокинутую воронку.

Так что с зеркальным отображением что-то не получается.

А еще утверждают, после захвата Москвы на нас бы наскочила милитаристская Япония? Извините, в момент битвы под русской столицей она и так влипла по уши, напав одновременно на коалицию стран во главе с США, – добавлять туда для икебаны СССР было совсем некстати.

Как ни крути, зеркало, однако, кривое.

Так вот, после захвата Берлина все становится прямолинейно-кругло. Далее можно двигаться все быстрее и быстрее, поскольку гусеницы у танков «БТ» сняты и несутся они колесным ходом по хорошим дорогам и твердому грунту. Может, и есть очаги сопротивления, но все они заранее выявлены парящей в небесах авиацией с краснозвездными крыльями. Недаром, недаром едят хлеб преподаватели летных школ и комсомольских клубов по интересам – вот сколько ясноглазых соколов воспитали. Так что укрепленные районы обходятся, оставаясь в глубоком тылу авангарда. Кто там еще впереди? А, союзники фюрера или сдавшиеся ему с потрохами! На кол их, на кол! И прут быстроходные, автострадные танки дальше.

Нет, скажет кто-нибудь, союзники такого самосуда не потерпят. Они тут же десант во Франции высадят и построят непреодолимый барьер из штыков и тяжелых «Черчиллей». Ха, ответим мы. Во-первых: в каком году в нашем мире американо-британцы высадились в Па-де-Кале? В сорок четвертом, кажется. А сейчас сорок первый, дотуда еще жить и жить. Пусть покуда мастерят десантные боты да изобретают плавающие танки, давно в нашей доблестной армии-освободительнице известные. А во-вторых, чхали мы на двудульный «Черчилль», у нас «КВ-1», «КВ-2», «КВ-4» и «КВ-5». Последних двух еще в бою никто не видел – просто не было достойного случая.

Так что, Европа, проснись! Будь готова к освобождению от эксплуатации!

А впереди ухает, совсем уже громко, цель-пряник – финишная красная лента этого рейда. Просто не верится, что до нее десять-двенадцать минут ходу, невозможно, что прошли они по тылам добрые сорок километров и до сих пор невидимы. Кто поверит когда-нибудь, во счастливом всеобщем социализме, что были возможны такие штуки? Джумахунов нагибается, уклоняясь от веток. Сергей Лоза больше не лезет с успокоительными для себя вопросами, его большая голова занята внутренней перемоткой проведенного непланируемого боя, а может, это совсем не так и, сбросив в бою напряжение, он просто поет про себя свои длинные песни? Нет смысла спрашивать, только засмущается парень, устыдится непонятно чего, как будто все остальные не люди и могут управлять своими мыслями-скакунами в черепах. Например Джумахунов, если бы его спросили прямо, вполне мог бы рассказать про оловянных солдатиков далекого детства, ведь это случилось столь давно, что, можно сказать, только условно, по договоренности имеет к нему теперешнему какое-то отношение.

Вскоре они останавливаются, осталось совсем-совсем немного до цели – дальнобойной немецкой батареи. Почему-то ее никак не может угомонить авиация, и приходится призывать на дело старых проверенных лошадок. Лейтенант Сологуба быстро раздает указания. Когда начнется бой, не время командовать, тогда все покатится само собой по выбранной, а может статься, и по неожиданной колее. Все и так знают свои обязанности назубок – все вокруг, съевшие собаку в сабельных боях, ветераны. И тогда отряд рассыпается на части – каждая пойдет теперь своей дорогой, дабы взять злосчастную батарею в кольцо.

У Джумахунова и тех, кто с ним, путь самый простой – по прямой. И они движутся к неумолимой цели. А предохранители у оружия уже сняты, и пальцы около курков. Как чешутся эти пальцы.

– Тихо, Огонек, – говорит Джумахунов лошади, уже почуявшей развязку.

Потом, сквозь перекаты в ушах, он различает каркающую речь фрицев. На мгновение он оглядывается на едущих позади и все всё понимают: не стоит выдавать себя автоматной стрельбой у самой цели – к шайтану курки, предохранитель на место, а вот шашки наголо.

– Гони, Огонек!

И они несутся сквозь этот бесконечный кустарник, хлещущий по щекам, сквозь ветки, желающие выколоть глаз. Да, стрельба может случиться не по их вине, но тут уж стоит рискнуть. За дело, сабля! Только одно беспокоит Джумахунова, пора ли вызывать из-под старого сундука запасное воинство – может, сберечь его до следующего случая?

А впереди внезапно ржут лошади. Черт возьми, это всего лишь немецкая полевая кухня со сменой поваров. Ну, что ж, не повезло снабженцам – сейчас из них самих сделают фарш. И визжат зарезанные, и падают разрубленные от плеча пополам. На миг один из воинов Джумахунова замирает над колесной кухней, свешивается с седла – жуть как интересно посмотреть, что едят артиллеристы.

– Все сожрали, сволочи! – сообщает он остальным. – Товарищ Ренат, возьмем их тепленькими и сытыми.

Все ржут, только кони тяжело дышат, а Джумахунов улыбается без улыбки.

И снова они врезаются в высокий кустарник, и нет ему конца-края. И опять шашки в ножны, а палец вблизи курка.

– Гони, Огонек!

Но вот она – гаубичная батарея. Пушкари зажмурились и зажимают уши ладонями – роковой момент команды «огонь!». Гахает так, что чуть не падает на ровном месте Огонек. А фрицы расплющивают глаза – уже видят, но еще не слышат оглушенного, рокового грома «ура!».