Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушай, ты!.. Немедленно открывай, ясно тебе? Иначе я напишу в герцогство о том, что ты…
Хозяин резко повернулся и побежал в глубину комнаты. С грохотом обрушился брус засова, и широкая дверь начала отходить, открывая перед всадниками яркий дневной свет.
– Скорей, – буркнул хозяин.
Все трое, наклоняясь перед низкой притолокой, двинулись к выходу.
Они оказались прямо перед последними воротами внешней городской стены.
– Вперед! – весело крикнула Эскива, и они вырвались из города.
Теперь можно было мчаться во весь опор. И они понеслись, а ветер радостно свистел у них в ушах.
– Туда. – Эскива обернулась, придержав коня, и показала на проселок. – Скроемся в лесу. Я хочу поговорить.
– Я тоже, – пробормотал Ренье. У него сильно разболелся бок.
К его удивлению, Эскива вернулась к Графскому источнику. Трагедия, разыгравшаяся здесь, ничуть не отвратила девочку от излюбленного места отдыха. Она спешилась, привязала коня, и оба ее спутника последовали ее примеру.
Эскива уселась на траву, отбросила на спину волосы. Улыбнулась Ренье:
– Вам, наверное, странно, что я выбрала Графский источник – после всего, что случилось…
– Вы читаете мои мысли, ваше величество, – признался Ренье.
Брат королевы молча стоял у дерева и рассеянно трепал ноздри своего коня. Он наблюдал и слушал.
– Люди будут рассуждать как вы, – объяснила Эскива. – Они подумают, что я нипочем не захочу сюда вернуться. Они продолжают считать меня девочкой. А я – не девочка. Я королева, и я… взрослая.
Она вдруг покраснела, выговорив последнее слово. Ренье сделал вид, что не замечает ее смущения. Кивнул:
– Здравое рассуждение.
– Вот и отлично. – Эскива заметно повеселела. – Я намерена перекусить. Я взяла немного яблок, кусок сладкого пирога и чудную копченую ветчину. Гайфье, подай их сюда, пожалуйста.
Выяснилось, что Эскива сунула все припасы в один мешочек, мешочек затолкала в седельную сумку, а сверху положила маленький арбалет, так что сладкий пирог и чудная копченая ветчина превратились в единый комок.
Гайфье попросту разрубил этот съедобный монолит шпагой на три части, а Эскива тем временем набрала воды из источника.
Ренье нравилось смотреть, как королева кушает. Подобно своей матери, Эскива отличалась завидным аппетитом. Сам Ренье с трудом прожевал половину от своей порции, а остальное в единый миг проглотила Эскива.
– Ну вот, теперь я готова к разговору, – сообщила она. – Потому что поговорить есть о чем. Что это за странный такой трактир, а? Я припоминаю все эти нудные разговоры касательно «плачущих гномов», но до сих пор считала все это лишь курьезом.
– Это и есть курьез, – сказал Ренье.
Эскива покачала головой.
– Когда тот тип узнал, что у нас нет денег, и попробовал угрожать, вы ему на что-то намекнули…
– А! – сказал Ренье. – Правда. Вашему величеству неплохо бы знать подобные вещи. Хозяин «Плачущего гнома» – гном.
Гайфье уселся рядом на траву, уставился на рассказчика недоверчиво. А Эскива тихонько рассмеялась:
– Правда?
– По меньшей мере наполовину, – подтвердил Ренье. – Кажется, его мать была работницей на одной из шахт Вейенто. Ничего толком не известно, но наш герой проворовался, был уличен в мошенничестве и изгнан своими соплеменниками.
– Довольно дерзко было с его стороны давать трактиру подобное название, – заметил Гайфье.
– Да, он такой, – согласился Ренье. – Я давно его знаю. Плут и мошенник, но готовит недурно и всегда готов поверить в долг. Он предпочитает, чтобы долги ему отдавали не деньгами, а услугами. Впрочем, ничего особенно противозаконного, – добавил Ренье быстро. – Так, мелочи… А сегодня он помог нам.
– В самом деле, – согласилась королева. – Кстати, как это вышло, господин Ренье, что вы, с вашим богатым опытом лазания по чужим спальням, попались сегодня столь бесславно?
– Подозреваю, – сказал Ренье совершенно спокойно, – что виночерпий, с чьей супругой мы жили душа в душу больше года, получил от какого-то доброжелателя анонимное послание.
– Да? – сказала королева.
– Да, – повторил Ренье. – В этом послании говорилось, вероятно, о том, что, если господин виночерпий вернется домой раньше обычного времени, он увидит безрадостные для взора картины.
– Между прочим, никто не ловил любовника Труделизы, – заметила королева. – Вы обратили на это внимание? Ловили грабителя.
– Стало быть, виночерпия предупредили о том, что в его дом намерен забраться грабитель, – сказал Ренье еще более спокойным тоном. – И вот что поразительно! В доме было все заранее подготовлено для моего спасения.
– Например? – прищурилась Эскива.
– Например, веревочная лестница. Очень хорошая лестница. И в удачном месте.
Если Эскива и поняла, на что намекал Ренье, то не показала виду. Вместо этого она устроилась на траве удобнее, вытянула ноги и покачала носком сапога.
– А что, – сказала Эскива, – вам и вправду так мила эта Труделиза?
– Дело привычки, – объяснил Ренье. – Я – человек привычки. В моем возрасте трудно менять образ жизни.
– Теперь придется, – фыркнула королева.
Ренье больше не сомневался в правильности своих догадок. Это Эскива дала знать виночерпию. И она же устроила для изобличенного Ренье столь впечатляющий побег.
«Но почему она это сделала?» – спрашивал себя Ренье. Он понимал, что боится найти ответ. И потому очень быстро прекратил задавать себе всякие вопросы и просто покорился происходящему.
У Эскивы было на диво хорошее настроение. В отличие от Гайфье – тот держался мрачновато, и было очевидно, что мальчик не вполне одобряет приключение.
– Отдай вторую шпагу господину Ренье, – приказала брату Эскива. – А для чего у тебя арбалет?
– А у тебя? – ответил он.
– У меня – совсем маленький арбалетик, потому что я намерена убить пару безобидных певчих пташек, – сказала Эскива. – Без шуток. Я хочу приготовить запеченных воробьев, а их можно убить только из маленького арбалетика. Вот Гайфье почему-то вооружился до зубов. Интересно бы знать, для чего ему столько оружия.
– Я должен защищать тебя, – сказал Гайфье. – И не будем больше обсуждать это.
Ренье взял у мальчика вторую шпагу, поблагодарил кивком и прицепил к поясу. «Даже ножны не забыл, – подумал Ренье с благодарностью. – Эскива бы точно не подумала о подобной мелочи, и пришлось бы мне расхаживать с обнаженной шпагой в руке. Ничего глупее не придумаешь. Разве что попасться голым в чужой постели».