— Ну же, — негромко сказал тот, что открыл дверь, — не заставляйте нас ждать.

Что оставалось делать? Надо слушаться, а то дяди, видать, серьезные, могут и шум поднять, и стрельбу среди бела дня затеять. Страха Саша почему-то не чувствовал, может быть, оттого, что ему все еще казалось, будто происходящее совершается не с ним, а просто он со стороны наблюдает или смотрит по видику какое-нибудь американское кино. Турецкий покорно сел в машину, рядом тут же устроился голубоглазый, причем голова едва не упиралась в потолок салона, и он съехал на сиденье ниже, почти лег, отчего колени оказались почти на уровне лица. Здоровый парнишечка, похоже, за два метра перевалил. И крепкий — силу хватки уже почувствовал Саша. Третий похититель — теперь только так и мог их называть Турецкий — сел рядом с молчаливым и не обращающим никакого внимания на все происходящее водителем. Кивнул. Шофер плавно и почти бесшумно тронул тяжелый автомобиль с места.

— Для вашей же безопасности, господин Турецкий, — сказал голубоглазый, — нам придется принять в отношении вас некоторые меры предосторожности. Пожалуйста, дайте ваши руки.

Что было делать? Сопротивляться, затевать драку? Раньше все следовало понять, раньше… Саша выпростал руки из-под плаща, и сейчас же на них ловко были защелкнуты наручники, после чего плащ по-прежнему лег сверху.

Машина набирала скорость, за сильно притененными стеклами ее проносились стволы деревьев, еще далеко не всюду сбросивших листву, которая казалась почему-то красного цвета — возможно, от этих автомобильных стекол. Высокая передняя спинка закрывала обзор, вертеться из стороны в сторону было тоже трудно — с боков крепко зажимали накачанные плечи похитителей.

— Чего… он… крутится? — ни к кому конкретно не обращаясь, раздельно произнес передний.

— Господин Турецкий, — миролюбивым голосом сказал голубоглазый, — если вы немедленно не успокоитесь, мы будем вынуждены вкатить вам хорошую дозу успокоительного.

— Я успокоился, — ответил Турецкий и, помолчав с минуту, спросил: — Вопросик простенький можно?

— Если простенький… — хмыкнул голубоглазый.

— Я понимаю, вы меня не в отель везете. Но все же кто вы и на кой хер я вам сдался?

Шофер бросил по-немецки короткую непонятную фразу, в которой было много шипящих звуков. Парни слева и справа мгновенно обернулись и стали вглядываться в заднее стекло машины. Саша тоже хотел было повернуть голову, но тут же получил сильный толчок слева. Передний тоже что-то сказал, но его немецкий, даже для такого неопытного уха, как Сашино, был, конечно, грубой подделкой. Наш, видать. Однако все они поняли друг друга. Машина стала резко набирать скорость. На такой автостраде, понял Турецкий, можно и две сотни спокойно себе выжимать. Однако их беспокойство, вероятно, было вызвано серьезной причиной. Кто-то преследует? А что у них бывает в подобных случаях? Берут заложника, объявляют ему цену, получают деньги, соответственно, убивают либо сами похитители, либо полиция случайной пулей, после чего объявляется, что подобные операции, к сожалению, полностью без жертв не обходятся… Приятная перспектива. Турецкий вдруг усмехнулся и подумал, что поскольку он сам не потерял еще способности к иронии, значит, не все, наверно, и потеряно.

Между тем похитители продолжали совещаться и наконец пришли к согласию. Голубоглазый повернул лицо к Саше и сказал с легкой усмешкой:

— Все-таки мы решили сделать вам, господин Турецкий, небольшую дозу. Так надо. Обстоятельства. Не мешайте ему, — он кивнул налево, — надо укол.

Сидевший слева тут же вытащил из внутреннего кармана небольшой кожаный футляр, раскрыл его на коленях, мгновенно собрал шприц, наполнил из ампулы желтоватой жидкостью и, повернувшись к Турецкому, который, ненавидя уколы, готов был даже глаза зажмурить, каким-то ловким, профессиональным движением наркомана со стажем вогнал иглу Саше в предплечье прямо через костюм и рубашку. «Ну и нравы тут! — чуть не воскликнул Турецкий. — Это же зараза, это же черт знает что!» Но сейчас же обожгла иная мысль: а какая теперь разница? Какая разница для приговоренного к смерти, кто перед ним пил из стакана — здоровый или сифилитик в последней стадии?.. Мрачный юмор старого анекдота не то чтобы успокоил Турецкого, а просто слегка расслабил. Или это укол действует? Ему даже захотелось сползти на сиденье, подобно голубоглазому, и закрыть глаза, которые, видимо, устали от нелепого обилия красного цвета за стеклами автомобиля. Что он и сделал, грамотно, как учили когда-то тренеры, расслабив все мышцы. По его виду даже дурак бы понял, что Турецкий впал в беспамятство.

Была и другая надежда: похитители явно не хотели говорить при нем по-русски, а их немецкий, мягко выражаясь, резал слух. Может, все-таки клюнет?

— Как он? — услышал Александр Борисович родную русскую речь. — Отключился, сучара?

— Ага! — Турецкого грубо толкнули в правое плечо, и он расслабленно навалился на сидящего слева. Его снова пихнули, на этот раз слева, и тогда Турецкий покорно сложился, ткнувшись лицом в собственные колени.

— Готов, — констатировал первый. — Не нравится мне тот зеленый…

— Который?

— А вон что за «мерсом» прячется. От порта, между прочим, идет без отрыва. Чей он? Можем уйти?

— Да, вот прямо так и уйдешь… Но это не полиция, та б не тянула… Нет, надо с бана сходить… Я знаю, чего делать. Надо через ярмарку, там ни одна сука не выследит.

— А с этим что? Сделай, чтоб двигался.

Сидящий слева повозился, и Турецкий почувствовал резкий укол в предплечье, отчего и в месте укола, и в груди, и даже в животе скоро стал разливаться огонь.

Машина между тем резко сбавила скорость, видимо, сошла на более узкую дорогу, запетляла, но вскоре снова вынеслась на трассу. Турецкий, борясь с пожаром в груди, начал активно вспоминать, заставлять себя вспоминать хотя бы то немногое, что вынес со школьных уроков немецкого языка. Дорога, шоссе — бан, убан — это броде бы метро, баннхоф — железная дорога, но поверху, над головой… или нет? Дениса бы сюда… Вот же дьявольщина! Он же послезавтра прилетит, а его, Турецкого, может, уже вообще не будет в живых. На вопрос, какого черта им от него надо, они, конечно, так и не ответили. Значит, в чьих он руках? Мафии? Скорее всего, именно так. А что им от него нужно — опять-таки только дураку еще неясно. Что нужно было тем, кто хотел вмять его в багажник банкира Игоря Борко? А тем, кто ему и Косте шайбочки подкинул? Тем, кто совершенно в открытую, нагло, на глазах десятков людей, сунул заточку в сердце Семену Червоненко? Но если им от следователя Турецкого действительно что-то всерьез нужно, значит, далеко не все потеряно, можно и побороться, и поторговаться за свою жизнь.

Ну вот, от напряжения, оказывается, стали и мысли проясняться. Значит, приказал себе Турецкий, категорически нельзя ни на миг расслабляться. Надо выдержать… выдержать… выдержать… Он громко застонал и, демонстрируя неимоверное усилие, разлепил веки. Похитители тут же перешли на плохой немецкий.

В их диалоге мелькнуло слово «вестхафен» — с российским, как говорится, прононсом. Ну «вест» — это запад, а «гафен-хафен» — что? Да «гавань» же! — обрадовался Турецкий и сообразил, что речь шла о западной гавани Майна. Вот, значит, где они сейчас находятся. Нет, не зря Дениска возил его носом по карте Франкфурта, показывая, где что. Где аэропорт, где центр, какие мосты и магистрали, куда они ведут. Конечно, всего запомнить Турецкому было не по силам, да и карта была немецкая, вот если б русские названия… И то польза, однако. Но куда ж его все-таки везут? Центр города, который так хвалил покойный Кочерга, похоже, много правее. Как это? «Сижу я на Цайле…» Ну да, пиво темное пил в баре. Где его и выследили рыжий с чеченом…