Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В детстве Иноходец обожал разглядывать героев Двадцатилетней войны, благо маршал Рене покровительствовал художникам и осчастливил Эпинэ портретной галереей. Имелся там и герцог Мекчеи на фоне развевающихся знамен и в какой-то немыслимой куртке со шнурами, а вот Алонсо не было. Самого знаменитого талигойского полководца Робер увидел уже в Лаик. Так же как Арно Савиньяка, Михаэля Ноймара-Ноймаринена и Винченце Рафиано. Позже Мишель объяснил удивленному брату, что дед распорядился вынести из галереи тех, чьи потомки, предав королеву Алису, запятнали фамильную честь. Закатные твари, как же глупо отправлять внуков в Лаик, принимать в Старой Эпинэ губернаторов и воевать с картинами. Можно подумать, убрав их, зачеркнешь прошлое. Дед – умный человек, но самые большие глупости творят люди умные, и как же эти глупости портят чужие жизни. Иноходец с трудом подавил неуместное раздражение – последние несколько дней он просто с ума сходил от мыслей о доме. Так и тянуло оседлать Дракко и, не разбирая дороги, помчаться на северо-запад. Маркиз Эр-При понимал, что это невозможно и его судьба связана с судьбой Альдо, но непонятное безумие затягивало. Наверное, так чувствует себя журавль с подрезанными крыльями, когда над ним проплывает стонущий осенний клин. И всему виной бредовый, ни на что не похожий сон!
Робер изо всех сил старался не вспоминать тонущих в пунцовых гвоздиках мертвецов, странного человека у коновязи, и особенно Мэллит. Мэллит в прозрачной белой рубашке, Мэллит, льнущую к нему, шепчущую слова, которые она никогда не скажет на самом деле. Мы не властны в наших снах, но сны могут превратить нашу жизнь в пытку. Жить в одном доме, встречаться по десять раз на дню, знать, что ничего не было, и в мельчайших подробностях помнить это самое «ничего»…
– Решил изобразить статую? – Альдо в желтых охотничьих сапожках подошел очень тихо. – Можно подумать, их тут без тебя не хватает.
– Задумался, – Робер от души тряханул сюзерену руку.
– О чем?
– Вот о нем, – соврал Эпинэ, кивнув на картину. – У нас в замке его портрет тоже был. Альдо, ты помнишь, как Балинт Мекчеи стал Балинтом Алати?
– Откуда? – помотал головой принц. – Я талигоец, а не алат!
– Но ты хотя бы помнишь, что Алат был союзником Талига?
– Альберт решил, что Гайифа сильней.
Ай да сюзерен. Вроде не думает ни о чем, а все понимает. Перед Карлом Третьим все по струночке ходили, а его сынок чуть все прахом не пустил, и пустил бы, если б не умер. Интересно, венценосный подкаблучник сам скончался или помогли? Дед в смерть от удара не верил…
– Альдо, как думаешь, почему умер Франциск Второй?
– Потому что Олларам отпущен один круг!
– Ты серьезно?
– Разумеется. Через год их на троне не будет. Ты станешь маршалом, а маршалам не до книжек, так что лучше я тебе все скажу. Дед был пустым местом, но два великих дела за ним числятся. Он женился на Матильде и заставил меня заучить поучения Бланш.
– Что еще за поучения?
– Раньше думал, чушь собачья, – Альдо зевнул, подхватил будущего маршала под руку и повел по галерее, – но за чушью гоганы с «истинниками» бегать не станут. Наша победа в Гальтаре, и только в Гальтаре.
Спорить бесполезно, но молчание – знак согласия, а лезть в чужие развалины в поисках неизвестно чего было даже не глупостью – безумием. Робер с тоской поглядел на размалеванный охотничьими атрибутами потолок.
– Альдо, недавние сражения дают куда больше, чем несуществующие талисманы. Если б Эгмонт и уже мой дед соизволили хоть немного подумать, все было бы иначе.
– В каком смысле? – подозрительно осведомился сюзерен. А действительно, в каком? Сохрани Эпинэ верность Олларам, Альдо Ракана это вряд ли бы порадовало.
– В том, что надо думать не только, как сесть на трон, но и что делать дальше, – выкрутился Робер.
– Сначала надо сесть, – твердо сказал принц, – а дорога в Олларию идет через Гальтару.
– Франциск Оллар прекрасно обошелся без магии, – напомнил Иноходец. – Альдо, может быть, посмотрим правде в глаза? Мы не справимся с Вороном, даже если обвешаемся старьем с ног до головы.
– Ты слишком часто вспоминаешь кэналлийца, – на лице сюзерена промелькнула досада. – Пойми наконец, что непобедимых нет и быть не может. Когда я получу то, что принадлежит мне по праву, нам не будет страшен никакой Алва.
– Не уверен.
Надо что-то делать, иначе Альдо и впрямь полезет в эти дрянные катакомбы.
– Ворон как никто умеет превращать то, что его враги считают преимуществом, в капкан. Так было в Торке, в Ренквахе, в Сагранне.
– Ты и вправду – Иноходец, – раздраженно бросил Альдо. – Иноходец, который когда-то упал и теперь боится прыгать. Ты боишься Ворона, потому что дважды видел, как он колотит твоих вождей, но ни Окделл, ни Адгемар не были Раканами.
Не были. Они были опытней и умней, особенно Адгемар. И все равно проиграли. Адгемар знал больше, чем говорил, в его словах было слишком много лжи, но казар лгал не всегда. «Некоторых зверей убивают не из-за шкур и даже не из-за клыков, а из-за маленькой, незаметной железы, которая сто́ит дороже десятка шкур… Кто-то избрал предков Раканов и одарил их чем-то, превратившим смертных в полубогов. Сейчас этот подарок исчез, и не нужно его искать». Кагет дал правильный совет, теперь Робер в этом не сомневался. Альдо нечего делать в Гальтаре, но как его удержать?
– Ты прав, Альдо. Я действительно не могу забыть то, что видел. Можешь считать меня трусом, но…
– Слушай, Робер, хватит скулить! Что сможет твой Алва, когда против него встанет сама Кэртиана?!
Продолжать смысла не было, Альдо оседлал любимого конька, теперь не остановишь. Сюзерен верит в свою избранность и счастливую звезду, ему не мотали жилы «истинники», и он не имел дела с Вороном Рокэ. Закатные твари, он вообще ни разу не воевал! Эпинэ дождался, когда Альдо закончит строить планы по отъему у Эсперадора жезла Раканов, и делано засмеялся:
– У меня от всего этого голова кругом идет. Давай лучше пофехтуем – холодно…
2
Матильда подмахнула последнее письмо и с чувством выполненного долга отложила перо, но управляющий не уходил. Шея у бедняги побагровела, глаза лезли из орбит, того и гляди удар хватит! В Агарисе Матильда бы постаралась узнать, в чем дело, но в Сакаци слуги, если им что-то требовалось, просили сами. Матильде это нравилось.
– Гица, – пропыхтел Имре Бибок, – дозвольте спросить…
– Говори, Имре, – кивнула Матильда, но управляющий