Алистер Спаркс, младший сын кенийского поселенца. Обладая огромной силой и выносливостью, прирожденный меткий стрелок, отлично знающий буш, он в то же время был ленив и неинициативен; его приходилось уговаривать, чтобы он напряг силы и способности до предела.

Четвертым по следу идет Реймонд Харрис. Ему почти пятьдесят, он – живой сгусток малярии и джина, но в свое время был одним из легендарных белых охотников Восточной Африки. Он научил Шона всему, что знал сам, и ученик превзошел учителя. Теперь Реймонд довольствуется тем, что замыкает строй и позволяет Шону и следопыту Матату привести их на позиции для отстрела.

Матату обнажен, если не считать грязной рваной набедренной повязки, дождь ручейками течет по его блестящей черной коже. Его ведут по следу те же врожденные сверхъестественные зрение, нюх и слух, что и у диких лесных животных. Они уже два дня идут по этому следу, останавливаются вечером, только когда полностью стемнеет, и, едва забрезжит рассвет, снова выходят на охоту.

След был отчетливый и недавний. Шон разбирается в следах не хуже любого белого следопыта и считает, что добыча часах в четырех-пяти впереди и они быстро ее настигают. Добыча поднялась на крутой безымянный пик с намерением пересечь хребет сразу под главной вершиной. Шон видел эту вершину сквозь густые заросли бамбука у себя над головой и потоки дождя.

Неожиданно Матату замер на месте. Шон цокнул языком, предупреждая остальных, и тоже застыл, положив палец на предохранитель большого двуствольного «гиббса» [305].

Мгновение спустя Матату резко отвернул от следа и быстро и неслышно, как темная змея, стал спускаться вниз по склону, прочь от цепочки, в сторону от добычи.

Пять лет назад, когда Шон впервые взял Матату к себе на службу, он бы начал возражать, заставляя вернуться и идти по следу дальше, но сейчас без возражений последовал за ним, и хотя он шел своим самым скорым охотничьим шагом, ему с трудом удавалось не терять следопыта из вида.

Шон был одет в плащ из шкур обезьяны колобуса и обут в сомалийские сандалии из шкуры слона, а его явно европейские волосы закрывала мохнатая шапка тоже из обезьяньих шкур. Руки, ноги и лицо были вымазаны смесью протухшего носорожьего жира с сажей, он две недели не мылся. И видом, и запахом он походил на тех, за кем охотится.

Они преследовали группу из пяти мау-мау. Все они были членами известной банды, которой командовал самоназначенный генерал Кимати. Пять дней назад бандиты напали на одну из кофейных плантаций близ Ньери у подножия холмистой гряды. Они вспороли живот белому надсмотрщику и вложили ему в рот отрезанные гениталии, а у его жены тяжелыми ножами-пангас рубили руки и ноги – постепенно, начиная с запястий и ступней и заканчивая плечевыми и бедренными суставами.

Шон и его отряд добрались до плантации спустя двенадцать часов после того, как банда ее покинула. Здесь они оставили свой «лендровер» и дальше пошли пешком.

Матату повел их прямо вниз по склону. На дне узкая река превратилась в бурный серебряный поток. Шон сбросил шкуры и сандалии и нагой вошел в воду. Холод пробрал его до костей, так что они заныли, ревущая вода накрыла его с головой, но он перетащил веревку на другой берег и благополучно переправил остальных.

Матату шел последним, он нес одежду и ружье Шона. Перебравшись, он сразу двинулся дальше, как лесной дух. Шон пошел за ним, дрожа всем телом от холода; промокшие шкуры добавили его ноше тяжести.

Они вспугнули в лесу стадо буйволов; после исчезновения животных бычий запах долго стоял в ноздрях. Один раз Шон мельком увидел очертания большой антилопы, рыжей, с вертикальными белыми полосами по тяжелому телу и великолепными спиральными рогами. Это была лесная антилопа бонго. Богатый американский клиент заплатил бы ему тысячу долларов за возможность выстрелить в эту редчайшую пугливую антилопу, но животное убежало в бамбук, а Матату повел их дальше без очевидной цели и направления. След давностью в три часа остался позади.

Матату обогнул одну из редких лесных полян и снова остановился. Он оглянулся через голое плечо и улыбнулся Шону с терпеливым восхищением, как охотничий пес улыбается самому главному для него существу во вселенной.

Шон остановился позади него и посмотрел на след. Он не мог понять, как Матату это делает. Он пытался заставить его объяснить, но иссохший маленький гном рассмеялся в замешательстве и опустил голову. Своего рода чудо, которое не объяснишь простым искусством наблюдать и делать выводы. Матату проделал следующее: оставил горячий отчетливый след, побежал под невероятным углом к нему, вслепую преодолел бездорожный бамбук и дикие вершины и снова вышел на след безошибочным чутьем перелетной ласточки; при этом он срезал угол и выиграл три часа до добычи.

Шон сжал его плечо, и по телу маленького ндоробо прошла видимая волна удовольствия.

Теперь они меньше чем в часе ходьбы от банды, но из-за дождя и тумана стемнело раньше времени. Шон сделал Матату знак остановиться. Оба они за весь день не произнесли ни слова.

Люди, за которыми они шли, потеряли бдительность. Вначале они возвращались назад и путали след, раздваивали его и так искусно перепрыгивали, что даже Матату с трудом читал эти знаки – но теперь чувствовали себя уверенно и в безопасности. Бросали по дороге, пожевав, сочные стебли бамбука, оставляли зияющие надрезы на растениях и глубокие следы, ступая тяжело от усталости, и Матату шел по их следу, как по бетонной дорожке. Один из беглецов даже облегчился на тропе, не позаботившись прикрыть свои экскременты, и от них еще шло тепло. Матату улыбнулся Шону через плечо и сделал рукой жест, означавший «Очень близко».

Шон раскрыл ударный механизм двуствольного «гиббса», не позволяя ему щелкнуть. Он достал из казенника два патрона в медных гильзах и заменил их двумя другими, из кожаной сумки для боеприпасов. .577-миллиметровые патроны толще большого пальца человека, кургузые тупоносые головки пуль покрыты слоями меди и тонкого свинца, так что, встретившись с живой плотью, разрывают ее, оставляя обширные раны и нанося смертельный урон жизненно важным органам. Этот небольшой ритуал смены патронов был одним из суеверий Шона – он