Бабиев с досады даже притопнул ногой, и хриплый мат будто из-под галоши вырвался.

На фронте Корниловского конного и 1-го Екатеринодарского полков, напротив Константиновского, красная пехота, не разрывая, а лишь надламывая цепи на речных извилинах и в зарослях камыша, спокойно перешла топкий Калаус. И, вскарабкавшись на низкий обрывчик, живо заняла позиции. Под прикрытием её винтовок пулемётные линейки кинулись к бродам, отмеченным ветками. Через полминуты, взбаламутив серо-жёлтую воду, они уже выскочили на сухое и грозно выставили горячие стволы...

...Осторожный и расчётливый Улагай дождался-таки своего часа.

Пехота таманцев неспешно отходила с позиций перед Благодатным к Петровскому. Конницу пропустила вперёд. Стала сворачивать цепи, стягиваясь по двум лощинам к мостам...

Тогда и кинул в атаку четыре полка своей дивизии и два полка бригады Чайковского.

Развернувшись в лавы, они сразу перешли в намёт. На пологом спуске легко разогнались до карьера.

Укрываясь за хребтом протянувшейся к берегу складки и целя на знакомые броды, казаки Чайковского широко охватили левый фланг. Поднимая фонтаны грязных брызг, перемахнули на восточный берег и круто развернулись на юг.

Угроза окружения сломила таманцев. Едва построенные на ходу колонны перед самыми мостами разметала паника. Пулемётные линейки, сшибаясь, мешали друг другу стрелять. Лишь хвостовые захлёбывались длинными очередями.

Казаки, не слыша за свистом ветра ни воплей раненых станичников, ни ржания задетых пулями лошадей, неслись неудержимо. И достали-таки клинками до репаных шапок и беспогонных плеч...

Один за другим смолкали пулемёты. Узкие мосты закупорила исступлённая давка. Кидавшиеся в глубокую воду против Петровского до крутого восточного берега доплывали не все...

Оседлав оба моста, оставляя за спиной толпы красноармейцев, покорно вздевших пустые руки, опьянённые сотни уже знакомыми улочками и дорогами взлетели на плоскогорье и очертя голову кинулись вдогонку за вожделенными обозами...

Неделю после повторного взятия Петровского воздерживался Врангель от наступательных операций: корпус понёс немалые потери, особенно в офицерском составе, непрерывные бои изнурили людей и коней до крайности.

Размещённые по сёлам и хуторам обоих берегов Калауса, полки отогревались, отсыпались и отъедались. Сменяя друг друга, строго по очереди, поднимались на плоскогорье и вели сторожевое охранение и разведку — держали соприкосновение с противником. Тревогу ожидали днём и ночью: лошади стояли в холодных сараях нерассёдланными, казаки за крестьянский стол садились, не снимая папах и при оружии, спать на лавки и охапки соломы укладывались в черкесках и керосиновых ламп не гасили.

Выдохлась и Таманская армия. Стянувшись в разбросанные по плоскогорью сёла, к теплу и еде, и её полки отдыхали.

Силы остались только у восточного ветра: поднимаясь с восходом и спадая с закатом, он с неистощимым ожесточением нёс из-за Каспийского моря бесснежную стужу. Из докладов начальников дивизий Врангель к немалому своему удивлению вычитал, что ветер этот сильно беспокоит казаков: проносясь над Кубанью, вымораживает, а то и выдувает посеянные семена, так что пара недель такого ветра — и озимые хлеба не урождаются.

Между тем сводки корпусной и армейской разведок заставляли думать не о будущем урожае, а о новых кровопролитных боях.

Из трофейных документов и опросов пленных выяснилось: Красная армия Северного Кавказа переименована в 11-ю армию и включена в состав только что образованного большевиками Южного фронта. Хотя эпидемии тифа и испанки, вспыхнувшие с наступлением холодов, начали буквально косить её ряды, она быстро пополняется благодаря мобилизациям крестьян до 40 лет. Федько начал её реорганизацию по армейским образцам: многочисленные «дружины», «отряды» и «колонны», все отдельные роты, команды и эскадроны переформировывает и сводит в регулярные полки, а те — в дивизии. Число достоверно установленных пехотных дивизий достигло 12-ти, кавалерийских — 7-ми. Боевой элемент армии колеблется от 50 до 70-ти тысяч. Обильное снабжение вооружением и боеприпасами пошло из Царицына по Волге до Астрахани и далее по тракту на Святой Крест, который после потери Петровского стал её главной базой... Главное большевистское командование требует от Федько отбить Ставрополь, а затем наступать одновременно на Тихорецкую и Новороссийск — помочь 10-й армии защитить Царицын от донских казаков Краснова.

И шанс взять Ставрополь, всё острее чувствовал опасность Врангель, у «товарища» Федько есть. И не в последнюю очередь благодаря отставанию на два десятка вёрст «первопоходника» Казановича. Тот как упёрся в сёла Спицевское и Бешпагирское, так уже неделю не может взять их и выдвинуться к Калаусу. Хотя теперь командует 7-тысячным корпусом — 1-м армейским, — в который Деникин свёл 1-ю дивизию и 1-ю Кубанскую дивизию Покровского.

Без Соколовского поломав ночь голову над сводками и почеркав карту, заключил: неумно поступит, ежели станет дожидаться, чего там надумают «моменты» в Ставке. Ему здесь, по близости, куда лучше видно, как покончить со Спицевской группой.

Перво-наперво, дабы Таманская армия и дальше отдыхала себе на плоскогорье, решил без особых вольтов объехать «товарища» Смирнова на кривых: раз всех шпионов из местных большевизанствующих мужиков всё равно не переловить, утром отдал приказание объявить в полках, батареях и обозах о днёвке и на завтрашний день. Затем, не доверившись телефону, вызвал начальников дивизий к себе в Константиновское — пообедать.

Убедившись, что за дверью гостиной — никого, кроме Гаркуши и Оболенского, на словах приказал Топоркову, как стемнеет, скрытно стянуть в село все пять полков 1-й конной и два полка бригады Чайковского, до полуночи сосредоточить их у станции Кугуты, к рассвету выйти к Спицевскому, окружить пехотную группу красных и уничтожить. Улагаю — оставаться заслоном на фронте Николина Балка — Петровское — Донская Балка, выслав на плоскогорье дополнительные сторожевые сотни. Мелочи обговаривали вполголоса, прихлёбывая большими ложками кислые щи...

...Нефть из единственной цистерны, пригнанной из Майкопа наполовину опорожнённой, сливали уже с самого дна, а потому начальник станции динамо-машину остановил. Однако керосиново-калильный фонарь «Самосвет» в тысячу свечей — его высокая медно-стеклянная башенка со слепяще-белой сердцевиной торчала посреди длинного подоконника — тесный и низкий зал для пассажиров освещал не хуже электрической лампы. Угловая округлая печь, облицованная оцинкованным железом, едва теплилась и одолеть холодную затхлую сырость не могла. Всё же поснимав с плеч бурки и перекинув их через спинки, командиры полков, их помощники и полковые адъютанты просторно расселись по скамьям, специально для совещания составленным в четыре ряда.

Посеревшие лица совсем омертвила сосредоточенность, когда Топорков, прочно упираясь короткими кривоватыми ногами в грязный цементный пол, стал докладывать секретный приказ командира корпуса. Уложив его в несколько обрубленных фраз, тут же перешёл к своему плану.