духовенство не допускало учителей-евреев, вопреки конституции, к преподаванию в гимназиях, правительство молчало, не желая ссориться с духовенством. В других отраслях государственной службы евреи были представлены в довольно значительном числе; немало их было и среди высших чинов армии. В войне 1870 года французские евреи выказали много патриотизма. Они глубоко сокрушались по поводу отторжения Эльзаса и Лотарингии, перешедших к Германии. Многие еврейские семейства, не желая остаться под германским владычеством, покинули Эльзас и переселились в Париж и внутренние области Франции.

Падение Второй империи и начало Третьей республики снова выдвинули на политическую авансцену республиканца Кремье. В правительстве национальной обороны (с сентября 1870 г.) он получил портфель министра юстиции и сделался одним из энергичнейших сподвижников Гамбетты. В это время он осуществил один крупный акт эмансипации: он провел закон о равноправии сорока тысяч евреев во французской колонии Алжир, живших под гнетом туземных мусульманских законов. Окруженные враждебным арабским населением, ненавидевшим и завоевателей-французов, алжирские евреи давно ходатайствовали в Париже о «натурализации», т. е. признании их французскими гражданами, и накануне франко-прусской войны вопрос этот стоял на очереди. Кремье воспользовался своим пребыванием в составе правительства, чтобы завершить дело эмансипации. Декрет 24 октября 1870 года признал алжирских евреев «французами», т. е. равноправными гражданами Франции, подчиненными общегосударственным законам и в своем внутреннем общинном быту. Благодаря этому закону алжирские евреи оказались в лучшем положении, чем туземцы-арабы, которых мусульманский фанатизм удерживал от гражданской натурализации — что впоследствии усилило враждебность их к евреям. Но в то же время «закон Кремье» привел к уничтожению автономии в еврейских общинах Алжира. Отныне общины управлялись консисториями по директивам парижской Центральной консистории, которая стремилась нивелировать внутреннюю жизнь евреев в духе ассимиляции с французами, не считаясь с историческими особенностями древнего алжирского еврейства.

В метрополии продолжался тот процесс растворения евреев в окружающей среде, который дал уже яркие результаты в предыдущую эпоху. Остановился рост еврейского населения во Франции[57], и ухудшался в национальном смысле его качественный состав. Представительство еврейских интересов сосредоточивалось в парижской Центральной консистории. С 1848 года общинный строй несколько демократизировался: прежде члены общинных правлений или консисторий избирались кучкою нотаблей в каждом округе, а теперь и в эту область проник принцип всеобщего избирательного права; закон предоставил право участия в выборах всем членам общины, без различия имущественного ценза. Но и демократические выборы не могли возродить потребность внутренней автономии в среде, где и низы были захвачены процессом ассимиляции. Главные раввины (Ульман, Изидиор) и светские руководители Центральной консистории (Ад. Франк и др.) импонировали своим внешним представительством, но вовнутрь еврейской жизни была обращена оборотная, пустая сторона красивой медали. До чего проник яд ассимиляции в опаснейшей ее форме, видно из того, что даже лучший еврей Франции, Адольф Кремье, бывший вице-президент консистории, должен был примириться с крещением своих детей (выше, § 29).

В умах одиноких мыслителей еще бродила туманная идея «миссии еврейства», но в форме синкретизма, смешения идей и культурных типов. Историк-философ Иосиф Сальвадор (§ 29) закончил свою литературную деятельность книгою, опубликованною в 1860 г. в виде серии писем, под заглавием «Paris, Rome, Jerusalem». В новейшей истории автор видит три стадии: Париж создал революцию (1789— 1815), Рим — реакцию (1815—1848), а Иерусалим — то есть элемент еврейства в христианском мире — призван создать новый тип культуры, в котором светский Париж и духовный Рим будут примирены духом библейского иудаизма. В связи с поднявшимся восточным вопросом (роль Франции в Сирии и Палестине, Крымская война) город Иерусалим может возродиться и стать духовной столицей обновленного мира. Эти туманные абстракции, которые тщетно старалась разгадать тогдашняя критика, клонились как будто к тому, что евреи должны раньше раствориться среди христиан, чтобы вернуть их к очищенному библейскому иудаизму. Так понял философско-исто­рическую шараду Сальвадора его современник Моисей Гесс, мечтав­ший о возрождении Палестины как политического центра рассеян­ной нации. Гесс видел в теории французского писателя тенденцию создать новый Иерусалим, как столицу «фузионистов», сторонников полного смешения религий и культур. Сальвадор не мог отрешиться от того «фузионизма», который был в его крови; он воскресил древ­ний синкретизм иудео-эллинства и иудео-христианства.

И тем не менее из кругов ассимилированного еврейства Фран­ции вышла животворная идея, которая могла послужить мостом для перехода от безнационального принципа к национальному: идея со­лидарности евреев всего земного шара. Давнишнее стремление фран­цузско-еврейских деятелей к заступничеству за своих соплеменников в странах угнетения (§ 29 и 33) вылилось в создание постоянной орга­низации для планомерной деятельности в этом направлении. Весною 1860 г. группа еврейских общественных деятелей в Париже из круж­ка Кремье решила учредить всемирный союз евреев для политичес­кой и культурной взаимопомощи. Учредители исходили из мысли, что разрозненными силами нельзя бороться против угнетения евре­ев в одних странах и культурной отсталости их в других, а потому необходимо создать всемирное единое представительство диаспоры в той стране, где эмансипация евреев окончательно утвердилась. Практическая программа союза состояла из двух главных пунктов. 1) «содействовать повсеместно эмансипации и моральному прогрес­су евреев; 2) оказывать деятельную поддержку всем тем, которые тер­пят преследование за то, что они евреи». На этих основаниях был учрежден в конце 1860 года «Всемирный Израильский Союз» (Alliance Israelite Universelle) с центральным комитетом в Париже. В горячем воззвании «к евреям всех стран» учредители Союза пи­сали[58]: «Если вы, рассеянные по всем уголкам земного шара и сме­шанные с другими нациями, все-таки остаетесь в душе привязан­ными к древней религии ваших предков; если вы убеждены, что, будучи разделены между различными нациями, вы все-таки имеете между собою и нечто общее в чувствах, желаниях и надеждах; если вы верите, что было бы честью для вашей религии и уроком для на­родов это зрелище объединения всех живых сил еврейства (judaisme), численно малого, но великого своей любовью и устремлением к доб­ру, — то придите к нам: мы основываем Всемирный Еврейский Союз!» На этот призыв откликнулись сначала лишь немногие: в первый год «Альянс» насчитывал около 850 членов, из коих большая часть жила во Франции, но потом их число увеличилось благодаря притоку чле­нов из Германии, Австрии, Англии и Америки, так что к 1870 году Союз имел свыше 13 000 членов. Скоро, однако, начался раскол внут­ри Союза: многие не могли мириться с международным характером этой организации, манифестирующей мировое единство еврейского народа, который на самом деле, по убеждению ассимиляторов, со­стоит только из частиц других наций — немцев, французов, англи­чан иудейского исповедания. Группы членов вне Франции, одержи­мые местным патриотизмом, не хотели идти под знаменем француз­ского еврейства, в особенности евреи Германии после войны