– Уже наступают? – посмотрел на него Алексей.

– Для вас – да.

– Это по типу: «кто не с нами, тот против нас»? – Алексей состроил непонятливое лицо.

– Сарказм в вашем положении не уместен, Разанов! – парировал мужчина резко. – Подумайте о своей жизни. Вам ведь только тридцать два?

– Скоро тридцать три. Возраст Христа.

– Не всем так везёт. А вам, тем более, не всегда будет везти. Удача, как настроение женщины, – непостоянна и переменчива. В вашем незавидном положении уже сейчас нужны сильные покровители. Вы готовы выслушать наше предложение?

– А у меня есть альтернатива? – бросил Алексей. В его голосе звучала безысходность.

– То, что ты услышишь, – подключился к разговору начальник УВД, – никогда и никем здесь не произносилось. Запомни это, Разанов!

– Есть! – по-военному ответил Алексей, но внутренне приготовился к худшему – предложение, ещё не прозвучав, уже плохо попахивало.

– Слушай и запоминай дальше. В камере, куда тебя сегодня переведут, сидит один пренеприятный тип. Он многим уважаемым людям все печёнки проел. Короче, он надоел всем. Нужно сделать так, чтобы твой новый сосед завтра утром не проснулся. Мир от этого только выиграет. А экспертиза должна обнаружить естественную причину: случайное падение, задохнулся во время сна, сердце… Ну, не знаю что там ещё! Сам решишь. Понял?

– Ну да, – скривил губы в подобие улыбки Алексей, – а вы мне потом целый состав преступлений вдогонку прицепите! И я паровозом пойду…

– За это не беспокойтесь, – произнёс мужчина в костюме, не оценив юмор. – Именно поэтому я здесь, чтобы гарантировать вам свободу на наших условиях. У нас с вами джентльменское соглашение: вы исполняете работу, мы уничтожаем все улики против вас.

– Тем более, за тебя весомые люди просят, – вставил начальник УВД. – Цени это, Разанов.

– И когда вы меня отпустите?

– Утром начальник блока и врач удостоверятся в летальном исходе, доложат мне, значит, после обеда ты уже будешь гулять с мамой и папой по городу, – утвердительно покачал головой начальник УВД.

– Договорились? – мужчина в костюме испытывающим взглядом бурил Алексея насквозь.

– У меня один вопрос.

– Валяй, – разрешил начальник УВД.

– Что с моим напарником Сергеем?

– Не было никакого Сергея. Ты что-то напутал! – Начальник УВД был сама невинность. – Тебя взяли одного при попытке совершить убийство.

– Договорились… – хмуро бросил Алексей.

Его ввели в камеру. Хотя камерой эту уютную комнату со всеми удобствами, двумя односпальными кроватями, холодильником, телевизором и цивильным туалетом с душем назвать можно было с большой натяжкой. От обыкновенной тюремной камеры здесь была надёжная металлическая дверь и решётка на окне.

Когда Алексей вошёл, навстречу из-за стола у окна, отложив книгу и сняв очки, поднялся невысокий седой постоялец лет пятидесяти.

– Вы мой новый сосед? – открыто спросил он, протягивая для приветствия руку. – Будем знакомиться: Василий. Василий Борисович Гаршенин, – поправился седой мужчина. Рука была сухая и крепкая. Алексей почувствовал силу, пожимая её в ответном приветствии. Странно, никаких негативных чувств к Василию Борисовичу при этом не возникло. Наоборот, Алексей интуитивно почувствовал, что перед ним – много повидавший человек. Но Алексей решил не спешить с проявлением эмоций.

– Вот свободное место, – Василий Борисович указал на застеленную кровать у стены. – Чаю хотите?

– Спасибо, не откажусь. – Гостеприимство нового соседа располагало к доверию. Алексей устроился на кровати, облокотившись спиной о стену, и поинтересовался: – А вы давно в этом «люксе»?

– Нет. – Василий Борисович хлопотал у стола, переставляя включенный в розетку кипятильник из одного наполненного стакана в другой. – Второй месяц. До этого всё скитался по общим камерам. Идите – я вам уже заварил.

– А у вас какая статья?

– Нападение на представителя власти, – повернулся к Алексею сосед. – А ваша?

– Инкриминируют 30-ю – покушение на убийство. Я доказываю 31-ю – добровольный отказ от преступления.

– Получается?

– Пока получается у ментов, – вздохнул Алексей.

За чаем, беседа потекла более непринуждённо. Алексей узнал, что Василий Борисович – сирота. Рос в детском доме в Сибири. В город Алёшкиной юности попал по распределению после института. Женился. Вырастил двух дочерей. И с тех самых пор, когда поезд впервые привёз его на перрон местного вокзала, Василий Борисович трудился, делал карьеру, а когда пришла перестройка начал свой бизнес в городе, который за тридцать лет стал ему родным. Успех и деньги и привели Василия Борисовича в эту камеру.

– А можно о вас поподробнее: как и что? – закончив рассказ о себе, вежливо поинтересовался Гаршенин.

– Подставили меня, – хмуро ответил Алексей. – Глупо попался.

– Извините, что расспрашиваю. Просто интересно поговорить с новым человеком, – понимающе улыбнулся Василий Борисович. – А то со мной беседуют только следователи да иногда начальник милиции.

– А ему-то что от вас нужно? – Алексей даже напрягся в ожидании ответа.

– А вы знакомы с Сергеем Анатольевичем?

– Имел «удовольствие», – хмыкнул Алексей.

– Завод требует отдать! – как-то очень обыденно сказал Гаршенин.

– Какой завод? – удивился Алексей.

– Мой. Какой же ещё? – всё так же спокойно произнёс Василий Борисович.

– У вас есть завод? – ещё больше поразился Алексей.

– Надеюсь, что ещё есть. Если не весь растащили, – улыбнулся Гаршенин. Но улыбка вышла невеселой.

– Расскажите мне, – попросил Алексей.

– А что рассказывать?

– Всё. Мне всё интересно…

Сосед по камере задумался, а потом стал говорить.

Им уже принесли ужин, а Василий Борисович всё ещё продолжал свой рассказ. И очень много интересного узнавал Алексей об особенностях национального бизнеса в России, о власти и чиновниках, и о простых смертных в нём. Он – финансист, имеющий высшее экономическое образование и не большой опыт работы, вдруг здесь, в тюрьме, постигал неизвестные науке и широкой общественности экономические отношения между властью и российскими предпринимателями. И эти собственные открытия, мягко говоря, очень удивляли его.

– Значит, вы утверждаете, что невозможность развития бизнеса, а, следовательно, экономики России, упирается в коррупцию? А вся коррупция идёт из столицы? – допытывался он.

– Да, эта сложившаяся система разрушительна для страны. Могу пояснить на своём примере. – Они сидели за столом друг напротив друга. Василий Борисович вертел в пальцах очки и говорил, не торопясь, взвешивая каждое слово. – История моя проста. Ведь дело совсем не в том – успешен я или не успешен. Дело в другом: почему мне не дают, например, кредиты, а соответственно и возможности для развития? Вот губернатор спрашивает меня: «Чем тебе помочь?». А мне не надо ничем помогать – любая помощь подразумевает необходимость ответной благодарности в прямо пропорциональной зависимости. А вы сделайте для всех одинаковые условия и приоритеты расставьте так, чтобы вся область знала, что деньги, вложенные в производство, будут ограждены хотя бы от нецелевых трат. Ведь вот они, реальные рабочие места. А развитие производства несомненно тянет за собой развитие сферы образования и науки. Выпускников всех ВУЗов можно будет направлять на предприятия, и вчерашних студентов там будут ждать и принимать как молодых специалистов. Но губернатор каждый раз отвечал: «Что ты тут мне говоришь? Я – временный человек». Отвечал или имел это ввиду. И ничего у меня не получалось. Хотелось по совести, а выходило, что я выпрашиваю милостыню, а взамен должен дать взятку. В любом разговоре только этим и пахло.