Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Привет-привет!» — говорит он так, чтобы за приветствием слышалось нужное местоимение.
«Ну что же ты не позвонил? — спрашивает она и насмешливо улыбается. — Боишься жены?»
Он пожимает своими квадратными плечами. «Послушай, как я мог позвонить, если у меня не было номера?»
«Да ведь я положила его вчера в твой нагрудный карман». Двумя длинными пальцами она мгновенно извлекает из его пиджака кусочек картона с номером и подписью «Своя». Он не помнит ничего похожего на сближение вчера со столь влекущей дамой. Впрочем, это могло произойти, когда началось хаотическое, если не бандитское, массовое фотографирование. Царил такой бедлам, что впору было даже и такую красотку не заметить.
«Ну что? Сегодня позвонишь? Не сдрейфишь? Приедешь в девять?»
Она задает эти вопросы опустив глаза, вполголоса, таким тоном и тембром, что у него начинают ершиться волосы на груди, ниже пупка и далее. Он краснеет, но дает понять, что никогда не дрейфил в таких обстоятельствах. Она подмигивает ему и тут же вытирает глаз: якобы мошка залетела. И тут он замечает, что по крайней мере полдюжины персон внимательно за ними наблюдают. Кто она такая, эта незнакомка? Скорее всего, сотрудница секретариата конференции. Имени не спрашивать. С именем неинтересно. Вернее, не так интересно, как без имени. Имя он спросит после.
Перед тем как разойтись, он получает адрес: Кутузовский, 24, девятый этаж (дверь будет приоткрыта). Вот это адрес — в двух шагах от собственного дома! Ну, пока! До скорого!
Перерыв близится к концу. Он возвращается в конференц-зал и занимает кресло позади Анны Фареевой, специальной корреспондентки журнала «ВопЛи» (Вопросы литературы). Стол перед ней покрыт распечатками выступлений и реплик. Там же лежат наушники и лингвистический переключатель для синхронных переводчиков. Главная тема: «Европейский роман вчера и сегодня». У товарища Фареевой созрела идея превратить свои нынешние наблюдения в книгу тематических очерков. За последние два года она из «домашней богини» превратилась в богиню критики.
Сидя за спиной у жены, Роберт удивляется, как она похудела, как постройнела ее шея и как удачно она нашла прическу для своего затылка. После того драматического коктебельского сезона их отношения подверглись сильному сдвигу. Необъятная, всегда как бы предгрозовая, многоцветная любовь рассеялась, поблекла и приняла формы отдаленной по высоте перистой облачности. Роберту иногда казалось, что он теперь видит в ней не возлюбленную, а сестру. Анка тоже, очевидно, видела сейчас в нем не романтического мальчика, а солидного родственника-попечителя. Оба страдали и старались изгнать из семьи мысль о разводе.
«Анк, — говорит он, — я сегодня немного припозднюсь; окей?»
«Окей», — тут же отвечает она.
Он старается оправдаться: «Там французы устраивают посиделки… Алэн Роб-Грийе, Бютор, Натали Саррот, в общем, вся делегация… Если хочешь, можешь присоединиться…»
Она отрицательно мотает красивой прической. Потом высказывается: «Нет-нет, мне надо посидеть над текстами…»
Роберт думает: ну что ж, я имею в кои-то веки право на внешний контакт, — а потом вообще перестает о чем бы то ни было думать.
…Без четверти девять он входит в подъезд дома № 24 по Кутузовскому. В руке полдюжины чахлых гвоздик. В подъезде его встречает милиционер. Внимательно вглядывается.
«Вы товарищ Эр?»
Он отвечает: «Да. Меня ждут на девятом этаже». Усмешка мелькает на лице мента, словно тень воробья. «Проходите, пожалуйста. Лифт в порядке. Вообще все в порядке, не волнуйтесь».
Странный какой-то мент. Говорит не так, как обычный сторожевой мент. Как бы не попасть в какую-нибудь ловушку. Ну, вперед, не дрейфь!
Он выходит на девятом этаже и тут же бросает за перила свои зачуханные гвоздики. Обойдемся без цветиков-цветочков. Одна из двух дверей на площадке действительно открыта. Он проникает внутрь квартиры и прикрывает дверь. Темно. Лишь в глубине квартиры светится ночничок. Он видит — туда, в глубину, проходит обнаженная, вернее, контуры обнаженной. Она манит его рукой — иди за мной. Он быстро идет за ней, по дороге сбрасывая плащ и пиджак. Она проходит в спальню, освещенную только уличными огнями. Останавливается спиной к нему перед обширной постелью. Он берет ее за плечи и прижимает к себе. Кажется, я полностью готов, думает он, продолжая обнажаться, вот так и начнем, с тыла, и будем тянуть подольше и тэдэ, и вдруг почти забытое неслыханное блаженство охватывает его, почти забытое чувство колоссальной любви, вытесняющее все похабноватые мыслишки. Обнаженная женщина поворачивается в его руках, лицом к нему, и он узнает свою единственную навсегда девчонку, девку, жену, мать и сестру и снова — девчонку, девку и так далее — навсегда; никогда не убегая, всегда приближаясь, постоянно сливаясь в любви…
К вечеру гости плавучего литературного форума «Понт Евксинский» стали собираться на ужин в капитанском салоне. Кроме уже названных в ходе посадки на борт там были и другие персонажи: Юра Атаманов, например, Рюр Турковский, который снимал в Крыму, а точнее в пещерах Чуфут-Кале, большой эпизод своего фильма, Глад Подгурский с ассистенткой Кис, Энерг Месхиев с его величавой Гюльнар, композитор Джефферсон с композиторшей Ибатуллиной, ну и пр. Многие давно не виделись и потому, пользуясь такой счастливой оказией, болтали напропалую. Капитан временами заглядывал в салон, чтобы проверить, как размещаются гости вокруг большого стола, и улыбался с наслаждением при звуках этого густого литературного гур-гура.
Между прочим, дамы этого ужина выглядели вполне неплохо, несмотря на оставленные на Севере неприятности. Анка Эр, например, просто расцвела после рождения второй дочери. Ассистентка Гладиолуса, о которой тот говорил, что она ему ближе, чем родная собака, с детской рожицей подсела к роялю и стала наигрывать и петь свой излюбленный польский репертуар, например «Вальс на Гнойной улице»:
Когда все более или менее уселись, в дверях с церемониальной значительностью выросла фигура капитана в парадном кителе с золотыми шевронами. Он поднял руку и заговорил: «Лэдис и джентльмены, дорогие товарки и товарищи! Оргкомитет плавучего форума „Понт Евксинский“ на борту теплохода „Ян Собесский“ горячо и категорически вас всех приветствует! Мне поручено также объявить удивительный сюрприз. Нас почтила своим присутствием удивительная дама наших дней, которую мы и не ждали в сиянии наших лампад. Ее Превосходительство… ну, в общем, кое-кого прошу не падать! — он протянул руку за дверь и продолжил по-английски: — Your Excellency, be so kind and join us at our table!» Ведомая его рукой, в салон вошла Ралисса Кочевая-Ваксон. Все дамы ахнули: «Еще больше похудела!»
«Глазищи-сволочи сияют как!» — стали орать поэты. «Нет в мире более желанной бабы», — Турковский прошептал Месхиеву. И тот сверкнул, скрытно от величавой.
«Девчонки!» — взвизгнуло Ее Превосходительство и по-девчачьи пронеслось к подружкам, Татьяне Тушинской и Нэлке Аххо, а по дороге к Фоске Теофиловой щекой прижалась, и в суматохе даже Анке Эр достался мимолетный поцелуй.