На следующий год Зенги был убит пьяным евнухом, и государства крестоносцев оказались избавлены от своего самого грозного врага. Однако падение Эдесского графства ужаснуло весь христианский мир. Как подобное могло случиться? Может быть, все дело в том, что франки Отремера уже совершенно деградировали – как о них многие говорили – и были более недостойны в глазах Всевышнего охранять Святую землю?

Сами франки вполне понимали истинную причину своих военных неудач. Первая мощная волна крестоносного энтузиазма была уже исчерпана. Поток иммиграции постепенно превратился в ручеек; многие паломники приезжали невооруженными, а те, кто прибыл с мечом, как правило, считали поход протяженностью в одно лето более чем достаточным мероприятием. И вот к папе направилось посольство, обратившееся к нему с настоятельной просьбой – безотлагательно инициировать новый Крестовый поход.

Позиции самого папы Евгения III в то время были не слишком сильны. В обычной для средневекового Рима суматохе он оказался вынужден бежать из города через три дня после своего избрания и искать убежища в Витербо. Он был бы счастлив дать благословение Второму крестовому походу, но кто его возглавит? Короля Конрада в Германии захлестывало море внутриполитических проблем; на английском короле Стефане был груз гражданской войны; о Рожере Сицилийском не стоило и говорить. Оставался только французский король Людовик VII. Хотя к тому времени ему исполнилось лишь двадцать четыре года, Людовик уже распространял вокруг себя ауру мрачной набожности, которая до крайней степени раздражала его красивую и веселую жену Элеонору Аквитанскую. По типу своей личности это был паломник; Крестовый поход он воспринимал как долг христианина, а кроме того, Элеонора была племянницей князя Антиохии! На Рождество 1145 г. Людовик объявил о своем намерении принять крест и послал за Бернаром, аббатом Клервоским.

Будущий святой Бернар Клервоский, которому к тому времени исполнилось пятьдесят пять лет, являл собой самую мощную духовную силу в Европе. Высокий и тощий, с чертами лица, затененными постоянной болью – следствие чрезмерного аскетизма и религиозного самоистязания, – он весь был снедаем ярчайшим духовным пылом, не оставлявшим места для терпимости или умеренности. Постоянно находящийся в движении, проповедующий, убеждающий, обсуждающий, спорящий, пишущий бесчисленные письма, намеренно ввергающийся в пекло любой острой полемики, он видел в новом Крестовом походе предприятие, созвучное его сердцу. На государственном собрании, созванном королем на Вербное воскресенье 1146 г. в бургундском городке Везеле, Бернар с готовностью согласился встать во главе этого похода.

Магия имени Бернара всегда срабатывала безукоризненно: с приближением назначенного дня мужчины и женщины со всех уголков Франции начали стекаться в тот маленький городок. И там 31 марта 1146 г. с большого деревянного помоста, воздвигнутого на холме, Бернар произнес самую судьбоносную речь в своей жизни. По мере того как он говорил, люди, поначалу молчавшие, стали просить матерчатые кресты, чтобы нашить их на свою одежду. Стопки крестов были уже заранее приготовлены; когда запас иссяк, аббат сорвал с себя сутану и начал рвать ее на полоски, чтобы наделать еще крестов. Уже настала ночь, а он со своими помощниками все еще продолжал пришивать кресты.

У Мануила Комнина, который вполне представлял себе, каким кошмаром явился Первый крестовый поход для его деда полвека назад, не было ни малейшего желания принимать непрошеных гостей. Мануил распорядился приготовить еду и разного рода припасы для крестоносных армий, но подчеркнул, что все должно быть оплачено, а военачальники обязаны и на этот раз принести клятву феодальной верности императору.

Возможно, василевс еще питал какие-то слабые надежды относительно качественного состава нового крестоносного воинства, но они вскоре были разбиты. Германская армия во главе с королем Конрадом Гогенштауфеном, выступившая из Ратисбона в мае 1147 г., оказалась весьма разношерстной, в ее рядах можно было найти самые разные категории населения: от религиозных фанатиков до сброда никчемных бездельников и беглецов от правосудия, которых, как и всегда раньше, привлекало обещание амнистии. Едва это войско вступило на византийскую территорию, как тотчас приступило к грабежам, изнасилованиям и даже убийствам – все зависело от настроения крестоносцев в конкретный момент. Стали донельзя частыми стычки между ними и военным конвоем, который Мануил позаботился им предоставить. И когда армия в середине сентября достигла Константинополя, отношения между немцами и греками были хуже некуда.

Меньшая по численности французская армия, возглавляемая королем Людовиком, вела себя более прилично. Присутствие немалого количества знатных дам, сопровождавших своих мужей, в том числе королевы Элеоноры, оказывало на крестоносцев умиротворяющее воздействие. Балканское крестьянство, однако, было настроено к пришельцам уже крайне враждебно и запрашивало невообразимую цену за те немногочисленные запасы продовольствия, которые остались после прохождения немецкого войска. В результате французы стали злиться как на немцев, так и на греков, а когда 4 октября они прибыли в Константинополь, их шокировало известие о том, что император заключил перемирие с турками.

Конечно же, он был прав. Крестоносные армии являли собой гораздо большую опасность, чем мусульмане. Император был в курсе того, что французские и немецкие экстремисты готовили совместную атаку на Константинополь. Он намеренно распустил слухи о подходе к Анатолии огромных турецких сил и дал понять франкским военачальникам, что если они не поторопятся пройти на анатолийскую территорию, то, возможно, им вообще не удастся этого сделать. Император предоставил крестоносцам провизию и проводников, предупредил о нехватке воды и посоветовал держаться береговой линии, пока еще находившейся под византийским контролем. Это все, что он мог для них сделать.

Распрощавшись с крестоносцами, император получил через несколько дней два сообщения: турки захватили врасплох и практически уничтожили немецкую армию вблизи Дорилея; флотилия короля Рожера Сицилийского под командованием Георгия Антиохийского, грека-ренегата, получившего почетнейший титул Сицилии «эмир эмиров» и должность верховного министра королевства, держит курс на Византию. Сицилийцы без всяких усилий захватили Корфу и поставили там гарнизон, затем совершили рейды на Афины и Коринф. Они проникли в глубь материка до самых Фив – крупнейшего центра производства шелка в Византии. Там, наряду с бесчисленными тюками парчи, Георгий захватил квалифицированных работниц и привез их в Палермо.

Сообщения об опустошениях, совершенных сицилийцами, привели Мануила в ярость, да и известие о том, что их адмирал был греком, едва ли могло смягчить его гнев. Рожера надлежало навсегда изгнать из Средиземноморья. Проблема заключалась в том, чтобы найти подходящих союзников. Ввиду того что Францию и Германию уже можно было сбросить со счетов, мысли Мануила обратились к Венеции. В марте 1148 г. Византии взамен за выросшие торговые привилегии была обещана полная поддержка венецианского флота в течение шести месяцев.

В апреле огромный экспедиционный корпус византийцев был готов выступить, командовать им собирался сам Мануил. Но все планы оказались расстроены. Половцы прорвались на византийскую территорию; произошла задержка с выходом венецианского флота ввиду кончины дожа; кроме того, разыгравшиеся в море штормы препятствовали судоходству. Лишь с окончанием осени две венецианские эскадры начали блокаду Корфу. Мануил между тем направился наземным путем к Фессалоникам, где его ожидал важный гость. Конрад Гогенштауфен только что вернулся из Святой земли. Второй крестовый поход потерпел фиаско.