Алиса ответила ей и на это, что Эмма весьма оценила. Правда, ответила не сразу. Джек живо себе это вообразил – мама работает, не снимая ноги с педали тату-машины, иголки колют, чернила текут, боль нарастает, играет музыка. Джек спросил Эмму, что была за музыка, она не сразу вспомнила.

– Наверное, Mr. Tambourine Man Боба Дилана, – сказала она. – А в салоне толпились обычные уроды.

Джек подумал, что зрители испытывали не только эстетический интерес, когда разглядывали широченные бедра Эммы.

– Да, играл точно Дилан, только не Mr. Tambourine Man, a Just Like a Woman, – вспомнила Эмма.

Джек и это себе вообразил:

Тебе больно, точь-в-точь как женщине,

Но ты рыдаешь, как маленькая девочка.

– Я хочу удостовериться, что поняла тебя правильно, Эмма, – проговорила Алиса, выдержав порядочную паузу. – Когда ты лежишь с парнем, ты хочешь, чтобы он видел эту татуировку – даже если сама спишь?

– Да. Он, может, и забудет меня, но татуировку не забудет никогда.

– Везунчик этот парень, вот что я тебе скажу! – сказала Алиса.

Эмме показалось, что Алиса жала на педаль в такт Бобу Дилану.

– В общем, моя мама – сука, каких мало, а вот в Алису ты влюбишься по уши, – сказала Эмма Клаудии. – Ее все обожают.

– Даже я когда-то ее обожал, – сказал Джек и вышел наружу, посмотреть, как уходят в бесконечность поля Айовы. Перед его взглядом расстилалась равнина – никаких тебе поросших лесом гор и холмов Мэна и Нью-Гэмпшира. Эмма вышла вслед за Джеком.

– Ну ладно, я соврала – не все обожают твою маму, – пробормотала она.

– Я же говорю, было время, я тоже ее обожал, – ответил Джек.

– Конфетка моя, давай сходим в кино. Сводим Клаудию поглазеть на движущиеся картинки!

– Не вопрос, – сказал он.

Если бы у Джека были мозги, он бы заранее предвидел, что случится в зале, когда там будут и Эмма и Клаудия. Джек запоминал все фильмы, даже плохие. Но в тот раз, едва он сел в кресло, а слева и справа от него уселись Клаудия и Эмма соответственно, возникла одна проблема, и все мысли о фильме мгновенно из головы Джека улетучились. А проблема такая – кто из девушек будет держать его за пенис?

Левша Эмма первой засунула руку Джеку в штаны, но через миг к ней прикоснулась рука правши Клаудии – они словно пожали друг другу руки на пенисе у Джека. Никто не моргнул и не повернул головы, все трое уставились в экран. Клаудия, вежливая девушка, убрала руку, но недалеко – положила ее Джеку на левое бедро. Эмма, не желая обижать Клаудию, стала вертеть пенисом Джека, пока не задела им руку его соседки слева; та вернула руку на место, держась теперь и за пенис Джека, и за руку Эммы. В результате у Джека, пока длился двухчасовой фильм, отчаянно и непрерывно стоял.

После фильма они пошли выпить пива, хотя Джек не очень-то хотел. Пиво покупала Эмма, но это могли сделать и Джек и Клаудия. У Клаудии никто никогда не спрашивал удостоверения личности, ей было девятнадцать, но выглядела она как зрелая женщина. А со времен просмотра «Телохранителя» никто не спрашивал удостоверения и у Джека – в свои девятнадцать он отлично умел натягивать на лицо улыбку героя Тосиро Мифуне и при этом обильно мазал волосы бриолином. Эмме нравилось, как выглядит Джек в такие моменты, Клаудия же жаловалась, что он бреется только раз в три дня.

Джек больше всего любил изображать возмущение Тосиро Мифуне – особенно его лицо в самом начале «Телохранителя», когда самурай приходит в город и видит, как мимо бежит собака, неся в зубах человеческую руку. Джек был просто в восторге от того, как Мифуне смотрит на собаку в этой сцене.

Эмма слишком много выпила, и за руль сел Джек, а Клаудия и Эмма обнимались себе на заднем сиденье.

– Если ты к нам присоединишься, конфетка моя, мы не будем против! – сказала Джеку Эмма.

Джек давно привык к необузданным страстям Эммы, к ее вечному желанию нарушать все и всяческие правила, но вот живое участие в этом Клаудии беспокоило его. Эмма была непростой человек, порой с ней бывало трудно, но Клаудию Джек понять не мог совсем. Как и он, Клаудия, казалось, ждала чего-то, выжидала нужный момент; она держала себя в руках, вела себя как-то отрешенно, никогда нельзя было понять, о чем она думает. А может, Клаудия просто служила для Джека зеркалом, как и он для нее?

Вернувшись домой, Джек и Клаудия уложили захмелевшую Эмму спать – дотащили ее до спальни и раздели; она уже истошно храпела, но это не помешало Джеку и Клаудии хорошенько рассмотреть влагалище у нее на правом бедре.

– Так какие у тебя с ней отношения, выкладывай начистоту, – сказала Клаудия.

– Сам не знаю, – искренне ответил Джек.

– Я так и думала, молодец, что признался, – рассмеялась Клаудия.

Лежа в постели, она спросила у него:

– Когда у тебя это началось, пенис-кино-рука? Я имею в виду, с Эммой.

Джек притворился, что не может точно назвать время.

– Кажется, мне было восемь, а может, и девять. Эмме было пятнадцать или шестнадцать. А может, и пораньше, когда мне было семь, а ей, значит, четырнадцать.

Клаудия просто держала его за пенис, ничего не говоря. Когда Джек уже почти засыпал, она спросила снова:

– Джек, ты хоть можешь себе вообразить, как все это странно? Чем все это пахнет, а?

Мишель Махер научила его бояться слова «странно», особенно если «странно чересчур». Джек знал, что Клаудия не настолько слепа, чтобы думать, будто он ее любовь на всю жизнь, и уж точно достаточно умна, чтобы не думать, будто так воспринимает ее он. Но все равно было неприятно узнать, что она считает его «странным».

– Значит, ты считаешь, я чересчур странный?

– Это как посмотреть, Джек.

Ему не понравился этот ответ. Что значит – как посмотреть? Он знал, что Клаудия хочет, чтобы он задал ей этот вопрос. Но не задал его – потому что уже знал ответ. Вместо этого он взял ее за груди, поцеловал ей шею, и пенис начал оживать – но тут Клаудия его отпустила.

– Почему Эмма не хочет иметь детей? – спросила она.

Джек Бернс был актер – он с первого взгляда узнавал вопросы с дальним прицелом.

– Наверное, думает, что будет им плохой матерью, – предположил он, не выпуская груди Клаудии. Вопрос-то на самом деле предназначался ему: почему он, Джек, не хочет иметь детей? Потому что, если он и вправду станет как отец, он сразу бросит и ее и их – так он однажды и сказал Клаудии. А Джек не хотел быть таким отцом.

Но этот ответ не удовлетворил Клаудию; Джек точно знал, что она-то детей хочет. Как актриса, Клаудия ненавидела свое тело – единственный положительный отзыв о нем из ее уст звучал так: «Мое тело предназначено рожать». Она так это говорила, что сомнений не оставалось – она правда так думает. Джек ясно видел, что тут она не играет, а еще вот что – с точки зрения Клаудии, то, какой отец выйдет из Джека, не ее, а его проблема.