Долгое мгновение никто не говорил. Единственным звуком был шум моря, разбивавшегося о скалы, и ветра, шумящего в развалинах маяка.

– Мы ему верим? – спросил Хассан, нарушив молчание. – Ей? Что, если она просто завершит то, что начал бог?

Взгляд Антона метнулся к морю. Говорил голос Беру, а не бога. Если сказанное ею была правда, то бог мертв.

– Я верю ей, – твердо сказан Антон.

Эфира была необычайно тиха и просто смотрела на то место, где только что стояла Беру. Кхепри стояла ближе всего к ней и, сделав шаг вперед, нежно положила руку ей на плечо. Эфира вздрогнула от прикосновения.

Джуд тоже молчал. Он стоял на коленях в паре шагов от тела Гектора и неподвижно смотрел на него. Антон позволил другим голосам скользить мимо него и подошел к Джуду. Молча обнял его, Джуд откинул голову ему на плечо и зарыдал.

– Это должен был быть я, – прошептал Джуд. – Если бы я просто довел все до… – Его слова прервал влажный всхлип.

Антон ничего не сказал. Он не сомневался, что они поступили правильно. Что и Гектор в это верил. И позже, когда пыль уляжется и Гектор упокоится с миром, Антон так ему и скажет. Он выжжет эти слова на коже Джуда губами и руками.

Но пока что он просто обнимал его и не отпускал.

* * *

Джуд и Хассан подготовили тело Гектора. Они отрезали локон его волос и положили в реликварий с елеем. Джуд произнес слова благословения, и Хассан, Кхепри и Антон подожгли погребальный костер. Дым спиралью уходил к заходящему солнцу.

Когда от пламени остались только угольки, а небо потемнело, они пустились в путь. Сначала Хассан и Кхепри, пригласив всех вернуться во дворец и отдохнуть. Потом Илья и Эфира. И наконец остались только Джуд и Антон.

– Тебе нужно идти, – сказал Джуд Антону. – Ты выглядишь измученным.

– Я могу остаться с тобой, – тут же ответил он. – Я не против.

Джуд слабо улыбнулся ему, коснулся его щеки и поцеловал в лоб.

– Иди. Я хочу побыть один. Немного.

Антон прикусил губу, но взволнованно кивнул. Сердце болело. Но вместо того, чтобы отвернуться, он шагнул к костру и положил руку на обожженный кусок дерева, все еще теплый после костра.

– Я позабочусь о нем, обещаю, – произнес Антон.

И только тогда развернулся и пошел прочь по дороге во дворец.

На каждом повороте его встречали свидетельства разрушений, учиненных богом. Здания были раздавлены, их остатки перегораживали улицы. Небольшие костры дымились в разных частях города, а соседи вместе пытались их убрать. Некоторые жители толпились в разрушенных проходах, раненные и сбитые с толку, а незнакомые им люди старались отвести их в безопасное место.

Но в результате Антон видел только признаки тихой радости и стойкости. Люди выходили на улицы, говорили и даже смеялись, вместе пили вино и ели. Голоса соединились в песню, эхом отдававшуюся от крыш.

Эти звуки радости провели Антона сквозь разрушенные дворцовые ворота. Толпы людей высыпали из главного двора. Кто-то сидел на осыпающейся стене и запускал яркие, алхимические фонарики в темное небо. Из банкетного зала доносилась музыка, и Антон видел, что люди там танцуют и пьют. Тьма отступила. Мир снова ожил.

Он обошел банкетный зал и вошел через другой вход. Потом поднялся по лестнице и гулял по незнакомым коридорам, пока не нашел открытую спальню.

Только оказавшись внутри, он ощутил, как на самом деле устал. Он не спал всю предыдущую ночь, не желая пропустить ни секунды того, что считал последними часами рядом с Джудом. И процесс обращения к прошлому, разговор с другими пророками, встреча с богом забрали у него почти все силы.

Он свернулся калачиком на помятых простынях и, возможно, впервые в жизни тут же уснул без сновидений.

* * *

Чьи-то пальцы гладили Антона по волосам. Из его груди вырвался тихий вздох.

Прикосновение исчезло, и Антон заворчал от досады.

– А, так ты проснулся, – дразняще произнес Джуд.

Антон открыл глаза и увидел мечника, сидевшего на краю его кровати.

– Доброе утро, – произнес Джуд голосом, полным любви.

– Уже утро? – спросил Антон. Почему он считал, что проснется, когда Джуд вернется? Новогардиец потер лицо. – Я проспал всю ночь.

– Ты проспал три ночи, – исправил его Джуд. – И два дня.

– Что? – Антон резко сел.

– Ну, где-то посередине ты проснулся и съел столько хлеба, сколько сам весишь, – исправился Джуд. – А потом снова уснул. А потом проснулся посреди ночи и постарался убедить меня жениться на тебе.

– Нет, неправда, – сказал Антон, сражаясь с улыбкой, пусть он и покраснел от смущения.

– Да, правда, – заверил его Джуд. – Ты расстроился, когда я сказал, что мы уже женаты.

Антон схватил его за рубашку.

– Хватит дразнить меня.

– Я не стал бы этого делать, – торжественно произнес Джуд и позволил Антону увлечь его в медленный, сонный поцелуй.

– А как ты? – спросил Антон, отстранившись и убрав волосы со лба Джуда. – Ты вообще поспал?

– Немного, – ответил Джуд. То есть нет.

– Так что произошло, пока я спал? – спросил Антон. – То есть… Беру. Бог. Где она теперь?

– У нас есть новости, – ответил Джуд. – Слухи о том, что бог снова появился в Эндаррионе. В Тарсеполисе. Поговаривают, что он отстроил Бехезду. Больше нет мора. Никаких огненных бурь или вулканических извержений. Кажется, наступил мир.

– Ты говорил с Эфирой? – спросил Антон.

– Немного, – ответил Джуд. – Она в порядке.

Антон кивнул. Он знал, что есть что-то еще, но сейчас не стал бы доверять суждениям Джуда.

– Наверное, люди гадают, что случится, если они снова вызовут гнев бога?

Джуд покачал головой:

– Может, и гадают, но, кажется, мы с тобой знаем правду. – Он взял Антона за руку и поднес ее к губам. – Она не станет снова вредить нам. Это все еще Беру, в каком-то смысле. И она будет защищать ту часть себя. Смертную часть. Ту, что любит нас.

– Ты в это веришь, – сказал Антон.

– Я выбираю в это верить, да, – ответил Джуд. – Есть еще кое-что.

На лице Джуда появилась тихая, светящаяся улыбка, которая затронула сердце Антона.

– Что такое?

– Помнишь, что бог уничтожил все Реликвии и Дары?

– Кажется, да, – сухо ответил Антон, сощурившись.

– Кое-что произошло, когда богиня… переродилась, – сказал Джуд. – Не знаю, как это объяснить, но я почувствовал…

– К тебе вернулся Дар? – спросил Антон.

Джуд немного помолчал.

– Почти. Он теперь другой.