Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Родерик подхватил Мару на руки и вышел из круга, проложив себе дорогу сквозь толпу. За спиной у них внезапно наступила полная тишина, но уже через миг она взорвалась приветственными криками, проводившими их до самой повозки — той самой памятной повозки, расписанной синими и белыми красками с позолотой. Они забрались внутрь. Дверь закрылась за ними, отрезав доносившийся снаружи шум. Они остались одни.
Он поставил ее на ноги, но не разомкнул объятий. В свете одной-единственной свечи, горевшей возле постели, усыпанной фиалками, он заглянул ей в лицо.
— Ах, Мара, — тихо и хрипло вздохнул Родерик, — если ты не хочешь остаться, тогда уходи прямо сейчас, пока еще не поздно.
— Уже слишком поздно.
— Клянусь тебе, я люблю тебя. Ты держишь мое сердце в железной клетке. Если ты меня оставишь, с тобой уйдет моя душа, а я стану пустой погремушкой, чучелом, пригодным разве что пугать ворон.
— Я тебя не оставлю.
Он сжал ее крепче.
— Скажи, как мне доказать тебе свою любовь, и это станет моим походом за святым Граалем, за золотым руном, моей надеждой обрести рай. Позволь мне доказать тебе…
Мара подняла руку и прижала пальцы к его губам. Она сама не знала, верит ли ему, но сейчас это не имело значения. Ее ясные серые глаза были полны безграничного доверия. Она сказала:
— Родерик, любовь моя, скажи мне, о чем я думаю.
Он встретил ее взгляд. Прошла минута. Уголки его губ дрогнули в улыбке, в глазах вспыхнул и заискрился веселый смех. Он еще сильнее сжал ее в объятиях, привлек к себе, сомкнул руки у нее на спине и зарылся лицом в ее волосы, глубоко вдыхая их аромат. Смех и облегчение, смешанное с желанием, прозвучали в его голосе, когда он заговорил:
— Милая искусительница, свет моих дней и утешение ночей, ты могла бы избавить меня от смущения.
Она отстранилась и окинула его скептическим взглядом.
— Я бы так и сделала, если бы ты…
Он не дал ей договорить.