стали стройные и красивые? Только немного нервные и злые. Но вы и так... Ой, в смысле...

Лексинталь попытался заткнуть себе рот одним ухом. Ему это, конечно же, не удавалось, они не настолько длинные. Но мальчишка старался, аж глаза выпучил от усердия.

У вдовой маркизы же начал дергаться правый глаз. Она выслушала меня крайне внимательно. Только зубами скрипела. Наверное, у нее глисты завелись. Предложить выпить отвар глистогонных препаратов? Наверняка она питается не пойми как, пока играет в карты долгие партии. Вот и подцепила.

Разумеется, я не стала этого говорить, а доверительно громко прошептала совсем иное.

– Вы бы поаккуратнее, леди. Даже пожилых людей не красит вставная челюсть. А если вы искрошите зубы, новые вам точно вырастить не сумеют. Ресурсов организма на них не хватит. Лучше посетите салон госпожи Дедалии. Хотите прямо сейчас? Старость надо уважать, они вас и без предварительной записи примут.

– Убью!!! – разъяренной змеюкой прошипела она и бросилась ко мне, забыв, что аристократка.

Наверное, хотела выдрать мне волосы. Мне! Приютской сироте, которая с детства привыкла, что, сам за себя не постоишь – и всё! В буквальном смысле – всё. Жизни не будет.

Поэтому я легко отступила в сторону, подставила подножку и «неловко» махнула рукой, будто бы удерживая равновесие. Ну а то, что задела этой самой рукой несущуюся ко мне женщину и та улетела вперед...

Случайность. Чистая случайность.

Леди Эстебану ранее никогда не роняли на пол. Точно заявляю. Ни разу в своей жизни эта леди не летала и не падала на пузо прилюдно и приэльфно.

–Ох, ну что же вы такая неловкая‑то? Как можно? – закудахтала, запричитала я. – Лексинталь, помоги бабулечке подняться. Тут же пол грязный, его сегодня еще не мыли. Что же она на себя всю пыль и грязь собирает? Ох‑ох‑ох!

– Ты пожалеешь! – медленно поднялась на ноги маркиза и повернулась ко мне. – Тебе не жить!

Я тут же стерла с лица улыбку и фальшивую любезность, подошла к ней и заглянула в глаза.

– Я уже умирала. Побывала на грани и за гранью. И вернулась. Я вижу смерть ежедневно. Вы хотите меня ею напугать? Рассказать вам, леди, каково, когда тебя протыкает насквозь когтями дикая тварь? Когда твоя кровь хлещет из истерзанного тела, а твоя душа воспаряет над этим и успевает всё увидеть? Хотите услышать, каково каждую ночь год за годом видеть в кошмарах всё это? Свою собственную смерть и гибель всех близких? А давайте я вам всё это покажу. Зачем тратить слова, простое заклинание – и вы испытаете и увидите всё моими глазами. Желаете?

Я говорила низким голосом, почти шепотом. И с каждым словом глаза женщины становились всё круглее. Даже зрачки расширялись, затапливая собой радужку.

– Вы любите угрожать, леди Эстебана, что запорете до смерти и убьете. Не так ли? Так давайте вы сами испытаете то, что чувствует умирающий человек. Побываете в его воспоминаниях и умрете вместе с ним. Дайте мне руку! – И я протянула к ней открытую ладонь.

Но она вдруг завизжала, словно девчонка, увидевшая мышь, подхватила подол платья и бросилась на выход.

Слуги шарахнулись в сторону, пропуская ее, и застыли на месте, таращась на меня.

Вывела! Вот просто вывела меня из себя. Обычно я себе такого не позволяю.

– У‑у‑у‑жа‑а‑ас! – выдохнул Лекс и подкрался ко мне. – Ну ты даешь! Аж волосы дыбом от страха и мурашки по всему телу. Это особенность вестниц смерти, да?

– О чем ты? – потерла я лоб. Накатили усталость и грусть.

– Ну вот это... Всё такое... – Он покрутил вокруг головы руками. – Что волосы шевелятся, как от ветра, а глаза светятся. Знаешь, как страшно было?

– Лекс, не говори ерунды. Ничего у меня не светится и не шевелится.

– Светятся, леди, – прошептала Мона. – Страх‑то какой! А волосы такие... Даже искрились, как шерсть у кошек, если шелком потереть...

Я беспомощно взглянула на Эмиля. Он тут самый старший и по возрасту, и по статусу. Должен сказать правду.

– Подтверждаю, леди, – кашлянул он. – Искрились. И шевелились... И глаза такие... Тоже как у кошек. Даже меня пробрало, хотя уж я‑то всякого повидал. Маги ж, они такие...

– Мутирую? – грустно спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь. Вздохнула и попросила: – А можно мне пирожное? Сладкого хочется.

Слуги стали расходиться. Мона побежала на кухню, Эмиль отправился к господину. А я стояла, уныло глядя в пол и думая о жизни и о себе, такой неправильной. Что еще за искры? И почему глаза светятся? Откуда это взялось? И что с этим делать?

Рядом протяжно вздохнул Лексинталь. Подошел, привлек меня в объятия и стал, как маленькую, гладить по голове.

И кто из нас ребенок, спрашивается? Это же вроде я его опекаю. Но он выше и крепче меня, это факт. И неожиданно еще вырос скачком за эту пару месяцев. Активные нагрузки, фехтование и драки явно простимулировали мальчишеский организм, мол, надо срочно тянуться вверх и наращивать массу. Что он, организм, успешно и делал.

Именно в таком положении нас и увидел маркиз. Его вопрос застал нас обоих врасплох и заставил подпрыгнуть на месте.

– Что случилось? Лексинталь? Эрика?

– Нет, ничего. Всё в порядке, ваше сиятельство. Ваша матушка деморализо́вана и с криками сбежала.

– О... – озадаченно приподнял брови лорд. – Почему?

– Меня испугалась, – покаялась я. – Так что интерве́нция[1] остановлена. Вашему дому ничего не угрожает.

– Эри, вы плакали? – внезапно спросил он, шагнул ближе, потеснив сына, и приподнял мое лицо за подбородок. – Хм. Вроде нет. Почему глаза красные и сосуды полопались?

– Да? – удивилась я и взглянула на Лекса, ожидая подтверждения.

– Да, точно. Это из‑за того, что... – Он обеими руками изобразил моргающие и хлопающие ресницами глаза.

– Поясните! – потребовал хозяин дома.

– Леди Эстебана принялась угрожать Эрике, что убьет ее и всё такое. А Эрика вспылила и предложила поделиться воспоминаниями умирающего человека. И, наверное, так разозлилась, что у нее волосы стали искрить и шевелиться. А глаза засветились. И вот. – Сдал все подробности мальчишка.

– И вот, – жалобно подтвердила я и вдруг почувствовала, что комната начинает запрокидываться, а я куда‑то лечу.

Привет, твердый пол. Мы давно с тобой не встречались.

[1]Интерве́нция (лат. interventio – вмешательство) –