вновь была предпринята робкая попытка решить германский вопрос. И.В. Сталин и В.М. Молотов до последнего пытались убедить «союзников», что единая и нейтральная Германия вкупе с Австрией могут и должны стать «лживым щитом» между двумя зонами влияния двух великих держав на территории континентальной Европы, оградить её от новой мировой войны. Однако эта вполне здравая идея никак не отвечала интересам Вашингтона, которому нужен был реальный противовес Москве, и таким противовесом в Европе могла стать только возрождённая Западная Германия, с её мощными природными ресурсами, восстановленной военной промышленностью и воссозданным рейхсвером (бундесвером). Поэтому уже в декабре 1947 г. Государственный департамент США устами своего госсекретаря Дж. Маршалла объявил о прекращении всех репарационных поставок в СССР с территории Бизонии и уступкой Саара уломал новый французский кабинет Робера Шумана, который одновременно стал очередным министром иностранных дел, включить свою зону оккупации в состав Бизонии, которая с августа 1948 г. превратилась в Тризонию, что по факту означало полное отделение западных оккупационных зон от восточной советской зоны. А ещё раньше, в конце марта 1948 г., по сути, прекратил свою работу и Союзный контрольный совет по Германии, из состава которого демонстративно вышел советский представитель главком Советской группы оккупационных войск маршал В.Д. Соколовский.

Именно поэтому шестая Парижская сессия СМИД, созванная вновь для обсуждения германского вопроса в мае-июне 1949 г., оказалась не только последней, но и чисто формальной, ибо всего за несколько часов до её открытия вступил в юридическую силу Основной закон западногерманского государства, получившего название Федеративная республика Германии (ФРГ).

9. Советский лагерь в Европе в 1947–1949 гг

а) Создание Коминформа (1947)

Как считают многие российские и зарубежные историки (В.О. Печатнов, М.Ф. Полынов, Т.В. Волокитина, Н.И. Егорова, А.Г. Ерёмин, А.Д. Богатуров, В.В. Аверков, А.Д. Бьяджо[438]), подписание мирных договоров и официальное дипломатическое признание западными державами Польши, Венгрии, Румынии и Болгарии, а затем принятие и первые шаги по реализации «плана Маршалла» в ряде европейских стран, прежде всего на территории Бизонии, дали полное и «законное» основание советскому политическому руководству отказаться от своей прежней «политики сдерживания» в отношении братских коммунистических партий в освобождённых странах Центральной и Юго-Восточной Европы, и уже к осени 1947 г. в Варшаве, Будапеште, Бухаресте и Софии де-факто вся полнота государственной власти при активной поддержке военных и гражданских «московских эмиссаров» была сосредоточена в руках национальных коммунистических партий и их ближайших политических союзников. Хотя целый ряд их оппонентов (Л.Я. Гибианский, Р. Джеффри[439]), утверждают, что изменение политики Москвы было связано не столько с принятием «плана Маршалла» или «доктрины Трумэна», сколько с горячим желанием кремлёвских вождей более жёстко контролировать деятельность всех европейских компартий, особенно в зоне своего прямого влияния.

Понятно, что в этой ситуации необходимо было срочно создавать на месте прежнего Коминтерна какой-то новый рабочий орган для координации деятельности всех коммунистических и рабочих партий прежде всего ведущих европейских держав. Как известно, III Интернационал (Коминтерн), созданный В.И. Лениным в марте 1919 г., был распущен И.В. Сталиным в мае 1943 г. по «настоятельной просьбе» лидеров союзных держав, которые, умело воспользовавшись ситуацией, поставили одним из важных и необходимых условий открытия Второго фронта в Европе ликвидацию этого «зловещего штаба подготовки мировой пролетарской революции», давно ставшего «костью в горле» для всей мировой буржуазии, особенно закулисных воротил финансового капитала. Ряд нынешних историков (М.М. Мухамеджанов, К. Макдермотт, Дж. Агню[440]) утверждают, что, распуская «архаичный» Коминтерн, И.В. Сталин дал прямой сигнал своим западным партнёрам, что он, дескать, «окончательно порывает с идеей мировой пролетарской революции и готов проводить (традиционную политику разделения сфер влияния», столь привычную и характерную для всех ведущих мировых держав. Более того, ряд современных авторов (Ф.И. Фирсов, А.Ю. Ватлин[441]) говорят о том, что саму идею роспуска Коминтерна советский лидер обсуждал с главой его исполкома Г. Димитровым чуть ли не в апреле 1941 г., уже тогда считая этот «штаб мировой пролетарской революции» настоящей обузой для реализации известных геополитических проектов, рождённых ещё в имперский период в знаменитых проектах славянофилов, кадетов и других партийно-политических структур. Однако думается, что подобная очень примитивная трактовка мотивации этого решения довольно далека от истины и носит явно однобокий характер. Более того, насколько эта информация носит исторически достоверный характер, установить пока не удалось.

Вместе с тем доподлинно известно, что с началом Великой Отечественной войны И.В. Сталин прекратил всякие попытки актуализировать популярный прежде лозунг превращения новой империалистической войны в мировую пролетарскую революцию, и уже утром 22 июня 1941 г. глава ИККИ Георгий Димитров получил прямое указание вождя: «Коминтерн не должен теперь ставить вопрос о социалистической революции, поскольку советский народ ведёт Отечественную войну против фашистской Германии, и вопрос сейчас идёт о разгроме фашизма, поработившего ряд народов Европы и стремящегося поработить и все остальные народы мира».[442]

Однако уже в середине июня 1943 г. внутри центрального партийного аппарата был создан своеобразный аналог распущенного Коминтерна — Отдел международной политики ЦК ВКП(б) во главе с тем же Г. Димитровым, который стал курировать работу всех зарубежных компартий. Причём реально работой этого отдела руководил не столько престарелый Г. Димитров, сколько две влиятельные персоны — его первый заместитель по Отделу, бывший глава китайской резидентуры комиссар госбезопасности Александр Семёнович Панюшкин и бывший «главный кадровик» ИККИ Георгий Дамянов, работавший в Москве под псевдонимом Георгий Белов.

Тем временем по мере нарастания противоречий в лагере бывших союзников по Антигитлеровской коалиции в Москве было принято принципиальное решение создавать аналог Коминтерна, и в конце сентября 1947 г. в польском городке Шклярска Поремба по инициативе советской стороны, активно поддержанной югославами, состоялось первое совещание руководителей девяти ведущих европейских компартий, в котором приняли участие секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Александрович Жданов, Генеральный секретарь ЦК Компартии Югославии Иосип Броз Тито, Генеральный секретарь Польской рабочей партии Владислав Гомулка, председатель Компартии Чехословакии Клемент Готвальд, Генеральный секретарь Румынской рабочей партии Георге Георгиу-Деж, Генеральный секретарь Венгерской коммунистической партии Матьяш Ракоши, председатель Болгарской рабочей партии (коммунистов) Георгий Димитров, Генеральный секретарь Французской коммунистической партии Морис Торез и Генеральный секретарь Итальянской коммунистической партии Пальмиро Тольятти, где после знаменитого ждановского доклада было принято принципиальное решение о создании Информационного бюро коммунистических партий — Коминформа.

Как утверждают ряд историков (Г.М. Адибеков, Л.Я. Гибианский[443]), саму идею создания Информационного бюро И.В. Сталин начал обсуждать с рядом лидеров европейских компартий уже весной 1946 г. Это отчётливо видно из доклада М. Ракоши перед аппаратом ЦК ВКП, который был произнесён им сразу после возвращения из Москвы в начале апреля 1946 г., и особенно из рукописных