компартий, в частности Владислава Гомулки (ПРИ), Рудольфа Сланского (КПЧ), Матьяша Ракоши (КПВ) и Иосипа Броз Тито (КПЮ). И по данной версии, советско-югославский конфликт возник именно как часть предполагаемой кадровой революции, намеченной в центральном аппарате ЦК ВКП(б).

Другая группа авторов (Ю.Н. Жуков[451]) выдвинула версию, что советско-югославский конфликт был вполне сознательно вызван Москвой, поскольку И.В. Сталин, получив в начале января 1948 г. разведданные о предстоящем создании Западного союза в составе Франции, Великобритании, Нидерландов, Бельгии и Люксембурга, решил дать западным «партнёрам» некий знак, что он не хочет наращивать блоковое противостояние и готов на улучшение отношений и взаимные уступки с ними. Согласно данной версии, с этой целью Москва отказалась от намерения создать федерацию коммунистических режимов на Балканах и сознательно предприняла атаку на югославское руководство, выступавшее самым активным инициатором создания Балканской федерации. Причём, подвергнув И.Б. Тито публичному остракизму, И.В. Сталин якобы рассчитывал, что Запад пойдёт на ответные уступки Москве, вплоть до передачи Западного Берлина под советский контроль. Позднее, уже в личном разговоре с автором этой книги Юрий Николаевич Жуков несколько уточнил свою позицию по данному вопросу. В частности, он заявил, что ему удалось обнаружить в РГАСПИ в личном фонде А.И. Микояна стенограмму переговоров югославской делегации с рядом членов советского «коллективного руководства», из которой следовало, что главной причиной советско-югославского конфликта стала резкая реакция И.В. Сталина на авантюрную политику И.Б. Тито в греческом вопросе, в частности его горячее желание втянуть Албанию и Югославию, а значит и Советский Союз, в Гражданскую войну в Греции, что неминуемо грозило возникновением новой крупномасштабной войны как минимум на Европейском континенте.

Наконец, третья группа авторов (Л.Я. Гибианский, В.К. Волков[452]) утверждает, что конфликт Москвы с Белградом не имел никакого отношения к созданию Западного союза, а уж тем более к политике «национального курса строительства социализма», поскольку все вожди КПЮ, в том числе И.Б. Тито и Э. Кардель, были не сторонниками, а напротив, самыми активными противниками национального курса и в практической работе по строительству социализма жёстко следовали по советскому пути. Основной смысл советско-югославского конфликта состоял в том, что именно И.Б. Тито впервые покусился на лидирующую роль Москвы в мировом рабочем и коммунистическом движении, стал реально угрожать внутриблоковой консолидации и предельной мобилизации всех стран советского демократического лагеря против лагеря империалистов, став, по сути, агентом мировой буржуазии. Поэтому показательный разгром югославской «ереси», или «титоизма», должен был стать самым действенным механизмом усиления советского контроля над державами «народной демократии», укрепления в тамошних компартиях внутрипартийной дисциплины и восстановления единства внешнеполитического курса всех стран социалистического лагеря, а также сохранения предельно жёсткой иерархической структуры всего «советского блока» во главе с Москвой. Именно поэтому указанная группа авторов рассматривает весь советско-югославский конфликт как первый крупный раскол во всём социалистическом лагере.

Как считают многие историки (Ю.С. Гиренко, Л.Я. Гибианский, В.К. Волков А.С. Аникеев[453]), непосредственным поводом для возникновения советско-югославского конфликта стали три инициативы, предпринятые руководством Югославии и Болгарии без согласования с Москвой. Во-первых, в начале августа 1947 г. Иосип Броз Тито и Георгий Димитров публично заявили о фактическом парафировании болгарско-югославского Договора «О дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи», что шло вразрез с прямой просьбой И. В. Сталина подождать с этой процедурой до тех пор, пока в ноябре 1947 г. не вступит в законную силу мирный договор с Болгарией, подписанный в феврале 1947 г. на Парижской мирной конференции.

Во-вторых, в начале января 1948 г. Георгий Димитров в своём интервью публично заявил иностранным журналистам о твёрдом намерении Софии и Белграда создать на Балканах большую федерацию южных славян. С учётом давних разногласий из-за македонской проблемы сама идея создания Балканской федерации была своеобразной формой превращения этого старого этно-территориального конфликта в тесное сотрудничество двух держав в рамках общей федерации. Более того, авторы этого проекта предполагали, что Болгарско-Югославская федерация в будущем могла бы стать центром притяжения всех остальных балканских и дунайских государств. Первоначально советское политическое руководство отчасти поддержало предлагавшийся Г. Димитровым мягкий (конфедеративный) вариант Балканского союза. Однако вскоре из-за жёсткой позиции маршала И.Б. Тито, который в грубой форме стал настаивать на радикальном, а по сути, унитарном варианте этой федерации, советская сторона резко охладела к этим планам, поскольку это создало бы реальную угрозу перемещения центра восточноевропейской политики в Белград и появления в южной части Европейского континента нового центра силы в социалистическом лагере, что, безусловно, вряд ли устроило бы Москву. Между тем инициаторы создания Балканской федерации, развивая дальше свои давние мечты, стали вынашивать куда более глобальные планы включения в состав этой федерации Румынии, Венгрии, Албании, Греции и даже Польши и Чехословакии. Таким образом, Белград и София фактически бросили вызов тем договорённостям о разделе сфер влияния, которые были достигнуты в знаменитом «Процентном соглашении» У. Черчилля и И.В. Сталина, а также оговорены в ялтинских и потсдамских соглашениях. Именно об этом, а также о других ошибках лидеров двух балканских государств И.В. Сталин заявил Г. Димитрову сначала в приватной шифротелеграмме, а затем, в конце января 1948 г., публично — в редакционной статье газеты «Правда», где было прямо заявлено, что «эти страны нуждаются не в проблематичной и надуманной федерации или конфедерации и не в таможенной унии, а в укреплении и защите своей независимости и суверенитета путём мобилизации и организации внутренних народно-демократических сил».

В-третьих, Белград, давно вынашивавший планы создания Албано-Югославской федерации, опять же вопреки личной просьбе И.В. Сталина, которую тот высказал во время двух бесед с Милованом Джиласом на рубеже 1947–1948 гг., стал форсировать этот процесс и, обманув Энвера Ходжу, заявив лидеру албанских коммунистов, что данное решение согласовано с Москвой, ввёл на территорию Албании югославскую дивизию, которая была расквартирована на албано-греческой границе, что, естественно, создало ненужную напряжённость в самой Греции, где шла кровавая гражданская война.

Таким образом, по мнению Л.Я. Гибианского и В.К. Волкова,[454] Кремль столкнулся с очень тревожной ситуацией, когда «лидеры уже утвердившихся коммунистических режимов, твёрдо поддерживавшие общий курс блоковой политики, вместе с тем, когда дело касалось их специфических локальных или региональных интересов, обнаружили явную склонность к самовольным действиям, не санкционированным предварительно советским патроном, причём во внешнеполитической сфере, в области взаимных отношений».

Понятно, что в этой ситуации болгарские и югославские товарищи были срочно вызваны в Москву, где в начале февраля 1948 г. на тайной трёхсторонней встрече И.В. Сталина в присутствии В.М. Молотова, Г.М. Маленкова, А.А. Жданова и М.А. Суслова, а также заместителя министра иностранных дел СССР В.А. Зорина трём лидерам БРП — Георгию Димитрову, Трайче Костову и Василу Коларову — и