— Спасибо. — Тут Оскар почувствовал, что уж чересчур немногословен, и добавил: — Я вам действительно очень благодарен.

— Был рад поговорить с вами, мистер Бланделл. До свиданья. Счастливого вам Рождества.

И Мурдо Маккензи положил трубку. Оскар медленно опустил свою. Под конец старик Билликлиф его переиграл. И Оскар провел рукой по лбу. Он был совершенно сбит с толку и громко сказал, обращаясь к пустому дому:

— Да, он меня переиграл.

И надолго задумался, вспоминая, каким был маленький дом, когда там жили старший лесничий и его некрасивая жена. Тогда там кипела жизнь, под ногами крутились четверо детей и три собаки, в клетке у черного хода сидели ласки, а во дворе на веревках хлопало от ветра выстиранное белье. В очаге весело горел огонь, маленького Оскара всегда громко и радушно приветствовали и ставили перед ним тарелку с горячими булочками, с которых стекало тающее масло. Оскар попытался припомнить расположение комнат в доме, но в те дни он бывал не дальше гостиной, где пахло керосиновыми лампами и свежеиспеченным хлебом.

А теперь этот дом принадлежит ему.

Оскар взглянул на часы. Пять минут первого. Ему ужасно хотелось выпить. Обычно он никогда не пил в середине дня, а если и пил, то лишь стакан светлого пива. Однако сейчас он чувствовал непреодолимую потребность в порции джина с тоником, чтобы подкрепить силы и привести мысли в порядок.

Он с трудом поднялся со ступеньки, сошел вниз, отыскал бутылку джина, взял другую, с тоником, и налил себе.

Входная дверь отворилась. Это пришла Элфрида.

— Оскар!

— Я тут.

— Ты можешь выйти и помочь мне?

Он вышел ей навстречу со стаканом в руке и сказал:

— А я тут выпиваю тайком от тебя.

Но Элфриду это не смутило.

— Хорошо, но у меня на заднем сиденье две огромные коробки.

Дверца машины была распахнута. Он протянул руку над плечом Элфриды и захлопнул ее.

— Потом.

— Но…

— Мы внесем коробки потом. Иди сюда. Мне нужно с тобой поговорить. Есть новости.

Элфрида широко раскрыла глаза.

— Что-нибудь плохое?

— И да, и нет. Снимай пальто и пойдем на кухню, чтобы сесть и спокойно поговорить.

— А где Люси?

— Повела Горацио на прогулку. А Сэм и Кэрри еще не вернулись. Так что впервые за все время мы предоставлены самим себе. И давай не терять понапрасну драгоценные минуты спокойствия и тишины. Хочешь джина с тоником?

— Если мы действительно будем теперь пить среди бела дня, то я бы предпочла шерри.

Элфрида расстегнула пальто, бросила его на перила лестницы и проследовала за Оскаром на кухню.

— Оскар, ты весь красный и так возбужден. Что происходит?

— Сейчас расскажу.

Она села за стол, он принес ей шерри и тоже сел.

— Твое здоровье, дорогая.

— И твое, Оскар.

Джин с тоником был довольно крепок, но замечательного вкуса и как раз такой крепости, что требовалась желудку. Оскар поставил стакан и сказал:

— Я буду говорить медленно, потому что дело очень важное и сложное, но не перебивай меня и не задавай вопросы, хорошо? Иначе я собьюсь.

— Постараюсь..

— Ладно. Первое: сегодня утром умер майор Билликлиф. Мне позвонили из госпиталя.

— Ах, Оскар, — и Элфрида поднесла руку ко рту.

— Да. Знаю. Мы так и не выбрались, чтобы с ним повидаться. Мы так и не посидели у его кровати и не покормили его виноградом. Но, честно говоря, по таким дорогам мы к нему никогда бы не доехали.

— Да, но это не самое печальное. Печальнее то, что он был так одинок и умер в одиночестве.

— Нет, он был не один. Он лежал в отделении под присмотром заботливых медсестер, и вокруг все время были люди. Он был не так одинок, как дома после смерти жены.

— Надеюсь. — Элфрида подумала и вздохнула. — Но это все очень сложно. Ведь ты записан, как ближайший родственник… Это значит?

— А теперь слушай.

И он ей все рассказал. Как позвонил адвокату Мурдо Маккензи, и как тот снял с него весь груз ответственности. О гробовых дел мастере из Инвернесса, мистере Лагге, и что тот обо всем позаботится, и о кремации, и о поминальном зале.

— Но когда будут похороны?

— В конце следующей недели. К тому времени все жители Кригана, возможно, уже сумеют добраться до Инвернесса. Не будет же снег лежать вечно. Рано или поздно начнется оттепель.

— Надо бы дать извещение в газете.

— Мистер Маккензи и это взял на себя.

— И хорошо бы оповестить местных жителей.

— Я позвоню Питеру Кеннеди.

— Господи, какое же неудобное время выбрал майор, чтобы умереть.

— Это именно то, что я подумал, узнав о его смерти, но потом взял себя в руки и подавил такие нехристианские мысли.

— Ну ладно, на том и кончим.

— Нет, Элфрида, это еще не конец.

— Еще что-нибудь?

— Прежнее завещание Билликлифа утратило силу, поскольку его жена умерла. И ему пришлось составить новое. Так вот, он сделал меня своим единственным наследником. Нет, ни слова, пока я не закончил! Это значит, что он оставил мне свой дом, автомобиль, собаку и прочее имущество. После уплаты всех расходов останется около двух с половиной тысяч фунтов. Это все его сбережения. Он жил на одну пенсию.

— Свой дом? Он завещал тебе свой дом? Потрясающе! И как трогательно. Как мило с его стороны. Какая доброта! А у него действительно больше нет никого? Из родственников?

— Никого.

— Бедняга. Как же он был одинок. А мы, Оскар, как же мы ужасно к нему относились.

— Но он об этом не знал.

— Прятались, опасаясь, как бы он не пришел в гости.

— Не напоминай мне об этом.

— А что ты будешь делать с домом?

— Не знаю. Еще не успел об этом подумать. Наверное, продам. Но сначала надо освободить его от хлама и, возможно, продезинфицировать.

— А какой он, этот дом?

— Ты же знаешь, видела. Никудышный.

— Нет, я хочу спросить, сколько там комнат? Там есть кухня? Ванная?

— Наверное, если говорить на жаргоне агента по продаже недвижимости, «две сверху, две снизу». Очевидно, после войны пристроили кухню и ванную, где-нибудь сзади.

— А куда выходит фасад?

Оскар должен был сначала поразмыслить.

— Дверь выходит на север, значит, фасад на юг.

— А сад есть?