— Сэм! — Она вышла из комнаты и, увидев его, немного смутилась. — И вы меня ждали все это время? Извините. Я не могла найти свой шелковый шарф.

На ней были короткое пальто, меховая шапка и длинные блестящие сапоги. Шарф-беглец, в розово-голубых тонах, нежно обнимал ее тонкую шею, и хотя Сэму были уже знакомы ее лицо и одежда, еще никогда он не видел Кэрри такой прекрасной.

— А где остальные? Они ушли?

— Да.

Он положил руки ей на плечи, притянул к себе и поцеловал. Сделал то, чего жаждал с самого первого вечера, когда она открыла ему дверь, а он стоял на пороге, весь в снегу. Так что поцелуй оказался долгим. Когда, наконец, они оторвались друг от друга, Сэм увидел, что Кэрри улыбается, и еще никогда ее глаза так не сияли.

— Счастливого Рождества!

— Счастливого Рождества, Сэм. Нам пора идти.

Элфрида и Люси перешли через улицу. На освещенной площади царило оживление. Прихожане шли пешком и подъезжали на машинах, и все направлялись в церковь. Было ясно, что соберется очень много народу. Раздавались радостные восклицания, жители окрестных селений приветствовали друг друга, постепенно выстраиваясь в один ряд и продвигаясь ко входу в церковь.

— Элфрида!

Они остановились и увидели сзади Табиту, Рори и Клодэг, спускавшихся по крутой дорожке от дома священника.

— Здравствуйте. А я-то думала, что мы придем раньше всех! Никогда еще не видела так много народу.

— Да, и это здорово, правда? — Табита надела клетчатое шерстяное пальто и замотала шею красным шарфом. — Так бывает каждый год. Люди приезжают за много миль отсюда. Единственное, в чем нам немного не повезло, — Алистер Хегги, органист, заболел гриппом, так что живой музыки не будет.

Элфрида ужаснулась.

— Вы хотите сказать, что мы должны петь без музыкального сопровождения? Да я просто не перенесу этого.

— Ну, все не так уж скверно. Питер звонил Биллу Крофту, на телевидение, и он пришел на помощь, установил магнитофон с усилителем, так что мы будем петь под запись. Это, конечно, не очень хорошо, но все же лучше, чем ничего.

— Ой, как же я разочарована. Бедный Питер.

— Ничего не поделаешь. Идемте. Если повезет, мы все усядемся на одной скамье.

Они прошли через широкие ворота и вступили на дорогу, ведущую к пологим ступеням храма и его двойным дверям, сейчас распахнутым настежь. Изнутри вырывался поток света и падал на каменные плиты у входа. Элфрида услышала пение. Хор. Он исполнял рождественский гимн.

Бог дарует нам веселье.

Пусть царит в душе покой…

Звук был немного искусственный, металлический. «Слегка напоминает музыку из транзистора на пикнике, — подумала Элфрида, — что не совсем уместно в настоящий момент и не соответствует настроению».

…Спаситель, Иисус Христос…

Гимн оборвался. Наступило молчание: или магнитофон сломался, или кто-то нечаянно отключил электричество.

— Ой, только не говорите, что магнитофон тоже подхватил грипп! — воскликнул Рори.

И тут началось. Хлынули мощные звуки органа. Все нарастающие аккорды и волны музыки захлестнули церковь, вырвались из ее пределов и отозвались гулким эхом в ночи.

Элфрида замерла на месте. Она взглянула на Табиту, но та ответила невинным взглядом. Какое-то долгое мгновенье они молчали, а потом Элфрида спросила:

— Это Питер звонил Оскару, да? Примерно в четверть двенадцатого?

Табита пожала плечами:

— Понятия не имею. Идемте, дети, может, отыщем еще места.

Она взбежала по ступеням вместе со своими двумя детьми, а за ними следом — Люси.

Поднялась и Элфрида. Любезный бородатый господин словно поджидал ее:

— Добрый вечер, миссис Фиппс, — сказал он и вручил ей книжечку с гимнами.

Она машинально взяла ее, не поблагодарив, вошла в церковь и заметила, что та уже почти полна народу. Прихожане шумно усаживались, переговаривались с соседями или с сидевшими сзади. Музыка гремела, устремляясь ввысь, в арочный простор потолка, и отзываясь в длинном нефе. Элфрида медленно продвигалась к его главной части, огороженной колоннами и вымощенной красно-синей плиткой. Она шествовала в волнах музыки, в океане все нарастающих звуков.

Кто-то дотронулся до ее руки, и она остановилась.

— Элфрида, сюда, — позвала Люси, — мы держим места для вас и для Сэма с Кэрри.

Но Элфрида не обратила на ее слова никакого внимания. И не двинулась с места.

Между кафедрой и аналоем стояла великолепно убранная, переливающаяся огнями рождественская елка. За ней, у северной стены церкви, вздымались трубы органа. Место органиста было ограждено дубовой стенкой, так что сидящим он был не виден. Но Элфрида стояла, а она была высокого роста. Верхний свет падал на органиста ярким пятном, и она могла отчетливо видеть и голову, и профиль, и густую копну седых волос, взлохмаченных в экстазе самозабвения.

Бетховен. «Ода к радости».

И Оскар Бланделл, изливающий в музыке всю свою душу.

Он примирился. Он вернулся. В лоно родной стихии.

2000 г.

Первый рассказ известной английской писательницы Розамунды Пилчер был опубликован в журнале «Woman and Home», когда ей было восемнадцать лет. Во время Второй мировой войны она работала в Министерстве иностранных дел, а потом в составе женской вспомогательной службы британских военно-морских сил в Портсмуте и на Вест-индском флоте. Она и ее муж сейчас живут в Шотландии, в окрестностях Данди. У них четверо детей и восемь внуков.

Розамунда Пилчер — автор тринадцати романов, переведенных на многие языки. Два ее бестселлера, «The Shell Seekers» («Искатели раковин», в настоящем переводе «Семейная реликвия») и «September» («Сентябрь»), завоевали признание во всем мире. Большой успех выпал и на долю других ее произведений — романа «Winter Solstice» («В канун Рождества»), сборников рассказов «The Blue Bedroom» («Голубая комната»), «Flowers in the Rain» («Цветы под дождем») и других.