По одной из версий к такому шагу Чайковского подтолкнул сам царь – Александр III, возмутившийся будто бы имевшей место сомнительной интрижкой композитора со своим родственником.

Но подобные инсинуации продолжались недолго. Советская власть быстро заткнула клеветникам рот. Переписку и дневники Чайковского, перед тем как опубликовать, тщательно отредактировали, а подлинники спрятали в спецхран. Биографию подшлифовали и выпустили в одобренной Главлитом серии ЖЗЛ. Так на долгие годы Петр Ильич из реального человека превратился в бронзовый памятник.

Гром грянул в 1980 г., когда на страницах нью-йоркской газеты «Новый американец» появилась еще одна статья музыковеда Александры Орловой с сенсационными подробностями биографии Чайковского.

Орлова утверждала, что композитор покончил жизнь самоубийством, а привели его к этому «необузданные гомосексуальные наклонности».

Орлова утверждала, что факты стали ей известны от Александра Войтова – выпускника училища правоведения.

Кроме этого, Орлова привела множество косвенных доказательств, подтверждающих новую версию. В первую очередь это свидетельства очевидцев, которые заявляли, что после смерти Чайковского не были проведены необходимые в таких случаях карантинные мероприятия.

Римский-Корсаков, например, писал: «Как странно, Чайковский умер от холеры, но доступ на панихиду был свободный. Помню, как Вержбилович целовал покойного в голову и лицо». Это совершенно не вяжется с версией гибели от заразной болезни. Никто также не собирался дезинфицировать дом композитора, а использованные простыни вместо того, чтобы сжечь, отправили в прачечную.

Также Орлова утверждала, что, работая в закрытых архивах музея Чайковского в Клину, она собственными глазами видела письмо лечащего врача композитора доктора Бертенсона к брату Чайковского Модесту, где он давал наставления по поводу того, как следует описывать смерть от холеры. Это имело смысл лишь в одном случае – если бы Петр Ильич умер совершенно по другой причине.

В Советском Союзе, как и следовало ожидать, изыскания госпожи Орловой были квалифицированы чуть ли не как идеологическая диверсия. Отрицалась не только возможность самоубийства композитора, но даже и факт его нетрадиционной сексуальной ориентации. В самом деле, возможно ли, чтобы гений, написавший такое замечательное музыкальное произведение о любви, как «Ромео и Джульетта», вдохновлялся при его создании черт знает чем!

Но все тайное когда-нибудь становиться явным. После того как исследователей начали пускать в закрытые архивы, жизнь Петра Ильича предстала перед нами совершенно в ином свете. Валерий Соколов проделал уникальную работу, опубликовав все то, что было вычеркнуто цензорами из писем и дневников Чайковского. Оказалось, например, что редактированию и «усекновению» в общей сложности подверглись 248 писем композитора, в основном адресованных братьям Модесту и Анатолию. И во всех этих посланиях буквально кипели любовные страсти.

Поначалу осознание своей непохожести на других угнетало Чайковского. Он долго уговаривал брата Модеста (той же ориентации) бороться со своей порочной натурой. Говорил, что «бугорство» (гомосексуализм в России принято было называть «бугорством», а активных участников процесса – «буграми») и преподавательская деятельность несовместимы.

В 37 лет композитор решил жениться на влюбленной в него студентке Антонине Милюковой. Пытаясь тем самым доказать и себе и другим, что способен силой воли перебороть природные наклонности. Но уже в первую брачную ночь случилось фиаско, а вскоре пришло и осознание чудовищной ошибки. Выяснилось, что жить с женщиной он физически не может. Последовали отчуждение, разрыв, неудачные попытки развода, постоянный страх шантажа. Например, в письме к брату Анатолию от 7.01.1879 г. Петр Ильич высказывал опасение, не начнет ли Милюкова против него уголовное дело с обвинениями в «противоестественном» способе сожительства с ней.

На волне депрессии Чайковский даже совершил попытку самоубийства. Он вошел по шею в ледяную воду Москвы-реки в надежде простудиться и умереть. Но ничего из этой затеи не получилось.

В разные годы его связывали тесные отношения со своими студентами Иосифом Котеком, Владимиром Шиловским, поэтом Алексеем Апухтиным, виолончелистом Анатолием Брандуковым. Но могли ли эти похождения Чайковского привести его к самоубийству?

Несмотря на то что историю, рассказанную Орловой, подхватили писатель Доминик Фернандес и «королевский биограф» Энтони Холден, раздались и многочисленные критические голоса.

Вернемся ненадолго к моментам в биографии Петра Ильича, о которых вполголоса говорят лишь самые смелые исследователи. Вот всего несколько фрагментов из его дневника:

«22 мая [1884 года]. “Все время, когда я не работаю или не прогуливаюсь (а во время прогулок мой мозг тоже работает), я начинаю тосковать по Бобу и чувствовать себя одиноким. Я даже страшусь того, как я его люблю”.

<…>

31 мая. “Все время после обеда я неразлучно был рядом с моим прекрасным, несравненным Бобом; вначале он стоял, грациозно облокотившись на перила балкона, – такой обворожительный, томный, и что-то щебетал о моих сочинениях”.

<…>

3 июня. “Странное дело. Я ужасно не хочу уезжать отсюда. Думаю, что все это из-за Боба”».

Речь здесь идет о Владимире Давыдове, племяннике Чайковского, к которому композитор воспылал «настоящей любовью». Правда, никто не уточняет, что на момент написания этих строк Бобу было 13 лет.

Отвечая на предложение брата Модеста, жившего с юным глухонемым учеником Колей Конради, поселиться втроем, композитор сначала ответил отказом. Дескать, что скажут люди. Но потом присоединился к ним в Италии. Энтони Холден считает, что это путешествие двух взрослых с 12-летним ребенком имело далеко не альтруистические цели.

Там же в Италии произошло знакомство Чайковского с мальчиком – уличным певцом Витторио, которое в очередной раз разворошило сердце композитора.

Если предположить, что это нездоровое влечение к детям продолжалось и дальше, то история с племянником графа Стенбок-Фермора может наполниться новым содержанием. И действительно, по одной из версий этим юношей мог быть Александр Владимирович Стенбок-Фермор (1878–1945), которому на момент скандала исполнилось 15 лет. Но тогда его разгневанным дядей должен быть Алексей Александрович Стенбок-Фермор – шталмейстер при дворе Александра III. Фигура более чем влиятельная.

Опуская десятки других известных случаев (иначе может создаться впечатление о копании в белье), заметим лишь, что при таком раскладе повод для самоубийства может появиться у кого угодно.

(По материалам gazeta.aif.ru, free-classic.ru, forumklassika.ru, Валерия Мишакова)

Моби Дик и впрямь был белым китом?

Фабула знаменитого романа Германа Мелвилла «Моби Дик» основана на реальных событиях. В 1820 г. в Тихом океане затонуло китобойное судно «Эссекс», протараненное огромным китом…

На безбрежной морской глади показалась лодка. Ни волны, ни упрямые движения весел не гнали ее вперед. С лодки не раздавалось ни звука.

Когда китобойное судно «Дельфин» все же приблизилось к лодке, глазам моряков открылась жуткая картина. Два смертельно исхудавших, покрытых струпьями человечка сидели на корточках друг против друга: один на носу заблудившейся лодки, другой на ее корме. Казалось,