Мехмед, сопровождаемый сыном Саидом, был одним из первых турок, выучивших французский язык. Он писал о Париже как человек, открывший для себя новый мир, восхищенный его новизной — его навыками в технике и медицине, его зоологическими и ботаническими садами, его оперой и театрами и, сверх всего, утонченностью социальных традиций. Мехмед с удивлением и восхищением взирал на женщин, «которые пользуются статусом более высоким, чем мужчины, и свободны идти куда пожелают». Он проявил особый интерес к Парижской обсерватории и зодиакальным таблицам Улугбека, астронома XV века из Самарканда. Он встречался с Сен-Симоном, который писал о его хороших манерах и изысканном вкусе, шарме в общении с женщинами. Также он одобрял его намерение создать типографию по возвращении в Константинополь.

Это нововведение, против которого долгое время возражали реакционные силы и которое имело большое значение для будущего Османской империи, было в основном делом его сына Саида. Находясь во Франции, Саид заинтересовался искусством книгопечатания и его культурным значением. В 1727 году он создал типографию совместно с Ибрагимом Мютеферрикой, вероотступником из венгерской знати, который, будучи посредником между культурами, считал печатный станок средством доведения до османских турок тех новых идей и методов, которым Запад мог их научить.

Он представил Ибрагим-паше меморандум для передачи султану, который был затем напечатан. В нем он задавал вопрос: «Почему христианские народы, которые были столь слабы в прошлом в сравнении с мусульманами, ныне стали господствовать во многих странах и даже смогли нанести поражение некогда победоносным армиям османов?» Давая ответы, он убеждал, что мусульмане должны очнуться от дремоты безрассудства. «Пусть они узнают об условиях, в которых живут их враги. Пусть они станут действовать предусмотрительно и близко познакомятся с новыми европейскими методами, организацией, стратегией, тактикой и военным делом». Пусть они расширяют свои военные и политические горизонты с помощью изучения географии, а также познакомятся с искусством судовождения с помощью морских карт, которое помогло христианам открыть Новый Свет и завоевать мусульманские земли. Пусть они в особенности усвоят уроки своих соседей, русских, царь которых «искал и привлекал специалистов, опытных в этих науках, из других стран и реформировал свои армии, следуя их советам, рекомендациям и помощи».

Турки, заключил он, всегда были известны тем, что превосходили все другие народы в своем восприятии закона и порядка. Если они изучат новые военные науки и технику, «ни один враг не сможет противостоять этому государству». Он обратился к шейх-уль-исламу за разрешением печатать книги, и оно было дано, с запретом печатать Коран и другие священные тексты, но с правом издавать такие светские работы, как словари и научные труды.

Однако мирное правление султана Ахмеда III уже приближалось к концу. Как это часто случалось после продолжительного периода относительного мира, янычары стали тяготиться собственным бездействием, с негодованием относясь к экстравагантности и фривольностям двора с «его французскими манерами» и очевидному безразличию правительства к их собственным нуждам. Осенью 1730 года были получены сообщения о вторжении на османскую территорию со стороны границы с Персией, где захватил власть новый агрессивный правитель Надир Хан. Это стало предлогом для мятежа, во главе которого стоял янычар-албанец. Мятеж поддержало гражданское население, и в результате он перерос в восстание. Оно было направлено главным образом против Ибрагима, великого визиря, который вначале недооценил его силу, а главный адмирал в день начала восстания спокойно пересаживал тюльпаны в своем саду на азиатских берегах Босфора.

Султан утратил мужество и уступил требованиям янычар. Он отдал им великого визиря, главного адмирала и еще одного высшего чиновника, которые были задушены. Затем султан отрекся от власти при условии, что его жизнь будет сохранена, как и жизнь его детей. Он подчинился своему племяннику, Махмуду I, который был доставлен из «Клетки», куда его ранее заключил дядя, чтобы занять трон султана. Сам Ахмед удалился в «Клетку», где ему пришлось провести в заключении последние годы своей жизни.

Правление Ахмеда тем не менее положило начало новой тенденции в османской реформе, которая с тех пор стала развиваться. Меморандум Ибрагима Мютеферрики о необходимости военной реорганизации, теперь напечатанный, был передан новому султану Махмуду I. Этот человек, жертва «Клетки», оказался неэффективным правителем. Но на протяжении всего срока его правления Ибрагим Мютеферрика и его издательство пропагандировали новые идеи и открытия европейской науки. С помощью группы из двадцати пяти переводчиков Ибрагим опубликовал целый ряд работ, раскрывающих для его соотечественников таинства таких предметов исследования, как география и картография, в которых он сам специализировался; физика и астрономия, в том числе перевод Аристотеля. Он впервые опубликовал информацию о телескопе и микроскопе, магнетизме и компасе, о теориях Галилея. Он сообщил о разных отраслях математики, обсудил идеи Декарта, современную медицину и т. д. Ибрагим Мютеферрика умер в 1745 году, и его печатный станок перестал работать. Многие переводы остались в рукописном виде. Обстоятельства воспрепятствовали возобновлению книгопечатания в Турции до 1783 года. Задержка остановила прогресс, придавший эпохе тюльпанов черты турецкого ренессанса.

С тех пор скорее дипломатия, чем война, стала основным оружием Османской империи в ее отношениях с Европой. Миновали те гордые дни, когда Полумесяц мог мечтать об уничтожении Креста с помощью комбинации религиозного импульса с воинской доблестью. Они окончились у Петервардина, с поражением Дамада Али, последнего из священных воителей, которое нанес ему принц Евгений, умелый военачальник-ученый современной эпохи войн, которые к тому времени приобрели светский характер. Раз и навсегда османы были вынуждены признать новую реальность: их роль в европейских делах теперь стала оборонительной и зависимой от союзников. Полумесяц полагался на Крест, следовательно, на организацию в Порте постоянной системы дипломатии, соответствующей системам, принятым в европейских странах.

До Карловицкого договора дипломатия османских турок как дипломатия азиатской мусульманской державы, вмешивающейся в дела христианской Европы, была односторонней и не носила взаимного характера. Невзирая на любые законы других стран, турки были сами себе законом, «единственным народом на земле», что отражало степень их презрения к христианским государствам как к странам низшего порядка, откуда они принимали дипломатические миссии, но куда в ответ не посылали свои. Эта практика, хотя она изолировала турок от европейской системы в важное время превращения государств в национальные, действовала достаточно хорошо на протяжении веков их экспансии за счет Европы. Но она оставила их некомфортно изолированными теперь, когда европейские контакты стали для них жизненной необходимостью. Карловицкий, а еще больше Пожаревацкий (Пассаровицкий) договоры, оба подписанные в соответствии с международным правом и практикой западной дипломатии, утвердили статус Османской империи по отношению к Западу как уменьшающейся, а не расширяющейся державы. Впредь Порта была вынуждена вести переговоры скорее с позиций слабости, чем силы. Еще какое-то время она продолжала делать это на невзаимной основе, не держа за границей постоянных миссий и не имея даже дома постоянного механизма ведения иностранных дел.