План Алика был тривиален. Для начала подтянуть образование и его доступность для широких слоев местных миниумов, потом свободные экономические зоны, сборочные производства для огромного рынка Либеркиберии, создание местных силиконовых долин и миллионов высокотехнологических рабочих мест в экономике. Расчет строился на то, что, если местное быдло начнет заниматься делом, вместо так полюбившейся им ДУХОВНОСТИ, жизнь автоматически наладится. А с властной задницей они как-нибудь сами потом разберутся. Без него. Стандартный план для стран с переходной экономикой. Вон, Индия, Китай по нему уже сколько лет успешно шагают, а Южная Корея дошагала уже почти. Но царек не был бы самой могучей в Сырьесрани задницей, если бы не выторговал за выполнение столь нехитрых условий кучу бонусов. Во-первых, десять лет беспроблемного властвования, во-вторых, высокие цены на сырье в течение этих десяти лет, и в-третьих, возможность явления быдлу собственной крутизны, в виде редких казней и умеренного мучения немногочисленной оппозиции. Алик плюнул и согласился. Стабильность для успешной трансформации нужна? Нужна. А какая же стабильность без казней и мучений. Это уже не стабильность, а перестройка получается. Знаем, проходили.

– Не ссы, – успокоил он царька после достижения договоренностей. – Еще и реформатором великим прослывешь. Благодарные потомки памятники тебе поставят и города в твою честь назовут. Спасибо мне еще скажешь.

– Господи, а можно на прощание один вопрос? – спросил в конце разговора царь.

– Валяй.

– Скажи, Господи, а зачем ты нас такими создал? Несовершенными. И вечно ты нами недоволен. И наказываешь. Со мной одним только три часа провозился.

– Дело в том, что я вас не создал, а создаю. Постоянно, каждый день. Понимаешь? Творение – это не результат, а процесс. Понимаешь?

– Понимаю, – печально кивнул царь. – Хотелось бы еще узнать, чем этот процесс закончится. Но я обещал только один вопрос.

– Вот это молодец. Мужик сказал, мужик сделал. Уважаю. Не бзди, все будет нормально. Ладно, пойду я. Заболтались мы с тобой сегодня.

Произнеся последние слова, Алик начал медленно растворяться в воздухе. Но вдруг ему в голову пришла офигенная, как он подумал, идея. Он снова сгустился и материализовался около камина.

– И вот еще что: я тут подумал… не то чтобы я тебе не доверяю. Так, на всякий случай. Если тебе взбредет на ум херня какая. Вроде того, что наш разговор – это видение, полтергейст или еще чего. Короче, если ты жопой вильнуть вздумаешь, то знай, счет твой офшорный в Либеркиберийском банке, где ты миллиарды свои в трасте засекреченном хранишь, известен мне очень хорошо, и управлять я им могу без всяких паролей. Всосал?

– Всосал, – в ужасе прошептал царь.

– Ну вот, теперь точно все, – сказал Алик, улыбнулся ободряюще и окончательно исчез.

После разговора с царем сильно болела голова. Бывало так в Москве часто после терок с малоприятными людьми. Алик не удивился. Другое поражало. Работа бога мало чем отличалась от деятельности мелкого жулика в погоне за денежными знаками. Те же разводки, мухлеж и попытки вымутить себе условия получше. Путь решения местных проблем вырисовывался отчетливо. Это Алик знал, это он умел, в этом он был чемпионом.

«А чего я хочу? – думал он в одиночестве, сидя на любимом продавленном диване. – Если все самые гадостные чувства, типа жадности и страха, на службу добру поставлены. Может, по-другому и нельзя. Не понимают люди по-другому».

Полной гармонии с собой достичь, однако, не удавалось. Мешало что-то неуловимое, мелкое, но отравлявшее все стройные логические конструкции. Он вспоминал печальные глаза царя в конце их разговора. Вот гад он абсолютный, чудовище, а глаза у него человеческие. Может, надо к добру его призвать, просветлить как-нибудь? Ведь не пропащий он совсем, раз глаза человеческие?

«Ну хорошо, – спорил он сам с собой. – Просветлил, допустим, душу ему вернул. Ужаснулся бы он деяниям своим гадским. И тут лишь два выхода у него остается. Либо в монастырь уйти, либо жить начать по совести. Забавная картина получилась бы. Царь, живущий по совести. Забавная, но недолгая. Сожрали бы его быстренько, а на его место следующего поставили. А каждый следующий царь – хуже предыдущего. Особенно вначале. Это закон природы неумолимый. Приходится следующему власть свою утверждать ускоренно, а значит, фигню творить не меньшую, чем творил предшественник. Не меньшую, а большую, чтобы боялись. Нет, не вариант».

Он отбросил прицепившуюся рефлексию как не конструктивную и мешающую ему в благородном деле выведения местного человечества на путь разума и прогресса. Отбросить-то отбросил, но заноза осталась. Крошечная пока еще, но… Пока еще крошечная.

Недели проходили за неделями, складывались в месяцы, жизнь постепенно устаканивалась. Алик обрастал привычками, ритуалами, и они приносили спокойствие в его душу. Ибо что такое жизнь, как не набор ритуалов и привычек? С утра он целовал Аю в щеку и уходил на «работу». Именно таким эвфемизмом они называли его деятельность на посту бога. «Работы» было выше крыши. Он продавил через местный парламент закон о запрете публичной порки миниумов. Придуманная схема изящно оставляла волков сытыми, а овец целыми. Закон гласил, что при первом правонарушении миниум порется в специальном изолированном помещении. В процессе порки ведется видеозапись, которая хранится в опечатанном конверте. В случае второго нарушения, даже самого мельчайшего, запись выкладывается в Интернет на портале госуслуг, а жене и детям преступника демонстрируется в принудительном порядке. Преступность среди миниумов снизилась на 0,63 %. Это была победа!

Титаническими усилиями удалось среди пробабленных внедрить моду на отказ от права на убийство. Для этого пришлось придумать остроумную комбинацию. Алик подослал звезду местного Голливуда (номер один в списке самых сексуальных женщин планеты) к номеру первому в рейтинге местных богачей Сливу Попсбергу. Слив был улыбчивым тридцатилетним парнем со здоровыми инстинктами и контролировал основные социальные сети в Интернете, а также производство навороченных гаджетов. Не влюбиться во взбалмошную девицу он не мог. Девица – непроходимо тупое прелестное создание, отличалась строгими пацифистскими взглядами. Ей казалось, что это стильно. Звезда – и пацифистка вдруг. Прелесть какая, глупенькая девушка на полном серьезе отказалась давать миллиардеру, пока он не откажется от лицензии на убийство. Сливу нехотя пришлось уступить. Ничего не поделаешь, основной инстинкт, как-никак. Газеты растрезвонили о сенсации, и стая пробабленных послушно пошла за вожаком. И даже кайф начали получать от своего благородства. Мол, у меня есть право на убийство, я уже из толпы выделился, а когда откажусь, это вааще… супермен, сверхчеловек. Уже 4 % богачей официально отказались от дарованного им законом права. И процент этот постоянно рос, приблизительно на 0,1 % в месяц. Алик был счастлив.

Много времени отжирал хитроумный царь сырьесранцев. Как и предполагалось, он довольно быстро начал крутить задницей. Алчные советники вкупе с прикормленными врачами легко убедили его, что встреча с богом была плодом воображения переутомленного государственными делами мозга. А что касается записи камер видеонаблюдения, то такой титан мысли, как царь, безусловно, может менять реальность не только царскими указами, но и простым усилием мысли. Успокоенный руководитель не торопился выполнять данные обещания. То есть детей он либеркиберийцам усыновлять запретил и оппозиционеров стал сажать потихонечку, а остальные забивки напрочь игнорировал. Пришлось слегка опустить цены на нефть и почти грохнуть надежнейший банк, где хитрожопый вождь сырьесранцев хранил уворованное. Если цены на нефть он еще мог списать на рыночную конъюнктуру, то банковские проблемы сомнений в божественной воле не оставляли. Царь истово молился и взывал о милосердии. Алик сжалился. Явился к раскаявшемуся грешнику, пригрозил, что в следующий раз засунет все-таки трубопровод ему в анус, а пока прощает, при условии строгого соблюдения достигнутых договоренностей. Наутро мир облетела новость: либеркиберийский ЦБ решил спасти старейший банк страны и дать ему огромный стабилизационный кредит. Ну и цены на нефть выправились немного.