Надо ли объяснять, что и на этот раз последнее, решающее, электронное голосование показало дальнейшее бегство человечков с нашей половины экрана – и мы проиграли со счетом 47:53. Татьяна Малкина, как и год назад, начала (явно не экспромтом) произносить заключительный свой монолог о чуде посрамления «традиционалистов», произошедшем под ударами неопровержимых аргументов «самовыраженцев» прямо на глазах изумленных телезрителей. Варламов и Легойда, видимо, впервые попавшие в такой переплет, смотрели на меня глазами обманутых вкладчиков. Некоторое недоуменное смятение наблюдалось и в рядах зрителей. Тогда я решился.

«А ну-ка поднимите руки те, кто голосовал за нас!» – призвал я. Таковых оказалось много. Тут уж я вспомнил свой незабываемый опыт комсорга московских писателей и потребовал, отметая растерянные протесты нашей милой ведущей, провести открытое голосование. Считать поручили эксперту Наталье Александровой. И что вы думаете? Да, да, при открытом голосовании победили мы: 23:21. Кто-то из зала сообщил, что у него не работает кнопка на пульте. Николай Молок возмутился, мол, горлом берут поборники нравственности в искусстве! А чем же еще, если хулители нравственности берут электроникой? В уголочке возле компьютера засуетились члены телебригады – и человечки, как ненормальные, забегали на экране туда-сюда. Наконец, высветился новый результат: за нас – 49 процентов, против – 51. Наверное, просто не успели перепрограммировать систему… А может, и вправду виртуальная реальность совсем оторвалась от реальной действительности и живет уже по своим законам? Не знаю.

Итак, победив в открытом голосовании, мы снова проиграли при электронном подведении итогов. Татьяна Малкина, позабыв о чудесном посрамлении «традиционалистов», великодушно предложила боевую ничью. Мы переглянулись и, нехотя, согласились. Ну, во-первых, не отказывать же даме! А во-вторых, это когда президента выбирают, должен быть один-единственный победитель, а в нашем случае возможен и этот… как его… консенсус. Ситуация в самом деле патовая: поднятые руки – за нас, а компьютер – за них.

Но знаете, о чем я подумал в этот момент? Я подумал: жаль, президентов нельзя выбирать открытым голосованием. А то бы и народу спокойней, и главе государства, так сказать, подпористей…

Юрий ПОЛЯКОВ, 33-й редактор «ЛГ»

«Литературка», отмечающая сегодня 80-летие своей советской «версии», была, без сомнения, самой свободомыслящей, самой интеллектуально дерзкой, самой «расконвоированной» газетой эпохи социализма. До сих пор у старших поколений в памяти ее будоражащие дискуссии, статьи и очерки, написанные по принципу «Не могу молчать!».

А знаменитая рубрика «Если бы директором был я…»! Со всей страны шли тысячи писем – проекты, идеи: как усовершенствовать электросчетчик в доме или как реформировать социализм до основанья, а затем… Да, конечно, то была дозволенная властью отвага и согласованная в ЦК оппозиционность. Но ведь дозволенностью надо было еще уметь воспользоваться и конвертировать ее в хорошую журналистику. Надо было вовлечь в свою орбиту самых лучших и самых разных писателей эпохи. И, надо сказать, коллектив газеты пользовался своей «расконвоированностью» талантливо, с выдумкой, с непременной затейливой фигой в кармане. Впрочем, пожив при капитализме с демократией, вырвавшись за железный занавес и посмотрев мир, мы убедились в том, что «свободу слова» от «всевластья цензуры» нередко отличает просто «длина поводка»… Да и сама свобода – порой всего лишь приемлемая степень принуждения.

За свои 80 лет возобновленная Горьким «Литературка» пережила и многоликий сталинизм, и Великую войну, и дареную «оттепель», и стабильный застой, и обольщения перестройки, и либеральное помрачение 90-х, и соблазны суверенной демократии… Были взлеты. Были ошибки. Были миллионные тиражи. Было и заслуженное охлаждение читателей. Сегодня газета, постоянно расширяя свою аудиторию, ведёт серьезный диалог о нашем нынешнем, очень непростом времени, когда несправедливость стала нормой, а здравый смысл – экзотикой. Мы недавно попытались возродить рубрику «Если бы президентом был я…». И никто, почти никто не отозвался… Скверный симптом. Неверие в то, что разумное может стать действительным, – самое опасное неверие, это тяжелая болезнь общества. Нынешнее поколение литгазетовцев работает ради того, чтобы все-таки верили…

Треть населения России, судя по статистике, сегодня не читает книг. Для нас это обидные цифры, но такова общемировая ситуация. Главная беда в том, что ушла мода на чтение. В советский период была государственная программа, которая с 20-х годов буквально навязывала обществу чтение как стиль жизни. Потом это превратилось в необходимость, в признак хорошего тона, в моду, наконец. В 90-е годы новая власть в основном «шестерила» перед Западом и «распиливала» между своими то, что осталось от советской эпохи. Какая уж тут системная пропаганда чтения! С центральных каналов телевидения совсем исчезли программы, связанные с чтением и писательской деятельностью. Кстати, на встрече с Путиным литераторы поднимали этот вопрос. Премьер обещал поддержать нас, поспособствовать возвращению литературы на ТВ. Однако пока ничего не происходит. Впрочем, это дело нескорое. Быстро только Александр Цекало «печет» свои шоу да «Машина времени» скрипит ржавыми рычагами на госторжествах, как прежде это делал хор имени Пятницкого. Прежде, во времена моей молодости, прочитанная интересная книга, например, в студенческой среде была предметом хвастовства, признаком превосходства над товарищами, как сейчас, скажем, модель навороченного телефона. Увы, эта мода ушла.

Точнее, ее ушли. Ведь чтение – это определенное интеллектуальное усилие. И человека следует убедить в том, что усилие надо совершить, что такое усилие ему необходимо. К здоровому образу жизни, к посещению тренажерных залов нас всячески побуждают? Как это ты не ходишь в тренажерный зал? Лох, что ли? А то, что человек ничего не читает, кроме того, что необходимо по работе, это вроде никого не удивляет. А раньше было наоборот. Не ходишь в секцию легкой атлетики? Ну и ладно. А вот то, что ты не читаешь, – это черт знает что такое! Стыдно людям показаться.

Школа не виновата

Раньше часто сетовали, что именно школьная программа по литературе отбивает у школьника вкус к серьезному чтению. Доля правды в этом была. Но сегодня количество часов, отведенных на изучение литературы, настолько ничтожно, что упрекать школу в чем-либо язык не поворачивается. Об этом писатели хором жаловались Путину во время известной встречи – и тоже получили поддержку. Я, как бывший учитель русского языка и литературы, слежу за тем, что происходит со школьной программой, да и «Литературная газета» часто пишет об этом. Если у большевиков талантливым, крупным считался тот литератор, кто боролся с царизмом, то с 90-х годов талантливыми стали объявлять всех, кто конфликтовал с советской властью, от нее пострадал или эмигрировал. Но разве, скажем, Довлатов, умерший в Америке, значительнее Катаева, скончавшегося в СССР и оказавшего огромное влияние на современную прозу? Однако первый везде, а второй уже почти нигде. Нынче Бродского насаждают в школе, как картошку при Екатерине Великой, объявляют его ровней Пушкину. Это смешно! Да, он крупный поэт, ровня Рейну, Мориц, Сосноре, Кушнеру, но, конечно же, не Пушкину. Нобелевская премия, скажете? Но почему-то Шолохова та же Нобелевская премия не спасает от параноидальных обвинений в плагиате, которые не прекратились даже после обнаружения рукописи «Тихого Дона» и проникли уже в школьный курс. Есть и отрадные явления: в программу вошли писатели, прежде туда не допускавшиеся по идеологическим соображениям: Набоков, Цветаева, Булгаков, Платонов… Но «советские классики» – остались классиками. Так, революцию и гражданскую войну, по-моему, лучше по-прежнему изучать по Маяковскому и «Разгрому» Фадеева, а не по «Лейтенанту Шмидту» и «Доктору Живаго» Пастернака: слишком много бахромы. И вкус к чтению, безусловно, должна прививать школа. Возможностей для этого теперь у учителей больше, а вот часов гораздо меньше…