И все же вскоре я начал подумывать о том, как мне увезти Миру на север, в Германию, чтобы в нашу жизнь никто не вмешивался.

– Моя мать надеется, что ты задержишься в Риме до тех пор, пока не родится ребенок, – сказала Мира. – Ей хочется устроить праздник наречения.

– Боюсь, что нам вскоре придется уехать, – ответил я, обводя ее вокруг канавы, пока мы с ней шагали по южному краю форума. – Ждать осталось считанные месяцы, после чего император выступит с походом в Парфию. До этого он наверняка отправит депеши в Мог, и я тогда буду вынужден уехать.

Впрочем, я бы не стал утверждать, что мой легат в Моге зол по поводу моего затянувшегося отсутствия. Когда орел отдыхает в углу, аквилиферу делать особо нечего. Должность же центуриона мне пока что не подвернулась. Когда же она мне подвернется, то орел перейдет к другому. Почему-то эта мысль заставила меня нахмуриться. Я любил своего орла. Я гордо носил его целых четыре года. И пусть это были не боевые походы, но всякий раз, на любом марше, орел гордо плыл у меня на плече. Вместе с моим орлом я вошел в Рим во время триумфа Траяна, который тот устроил в честь победы над Дакией. Прежде чем отправиться в Рим с моими депешами, я долго гладил на прощание его металлические крылья и обещал вернуться как можно раньше. Нет, мне не хотелось отдавать моего орла другому аквилиферу. Это был мой орел, даже если я больше его не носил. Он принадлежал нам, солдатам Десятого легиона, независимо от ранга и звания. Он будет гордо взирать на меня, когда я наконец получу шлем центуриона – если, конечно, это когда-то произойдет. Честное слово, я спал и видел, чтобы кто-то из центурионов нашего Десятого погиб, или вышел в отставку, или что еще с ним могло приключиться, чтобы я наконец мог получить под свое начало долгожданную центурию.

– Может, нам заранее провести праздник?

– Не понял? – я стряхнул с себя мечтания и вновь вернулся на землю.

– Праздник наречения, – с этими словами Мира обхватила себя руками за талию, которая, насколько я мог судить, пока еще не утратила своей стройности. – Чтобы моя сестра тоже присутствовала на нем. Посмотрела бы я тогда на ее лицо с этой ее вечной ехидной улыбочкой! Ну, конечно же! Ведь у нее есть ее драгоценный Исаак. Посмотрим, что она скажет, когда у меня тоже будет сын.

– Неужели мы тоже назовем его Исааком? – задал я довольно глупый вопрос.

– Нет, лучше Вениамином или Иммануилом. Пусть это будет что-то благочестивое.

– Нет, лучше что-то воинственное, – возразил я. – Например, Ганнибал. Или Каратак.

– Ганнибал Иммануил? – улыбнулась Мира, а потом и вовсе расхохоталась. Нет конечно, в благочестии моей жене не откажешь, но и посмеяться она тоже большая любительница.

– Ну а если это девочка? – заметил я.

– Будет мальчик, – твердо возразила Мира.

– Откуда тебе это известно? – схватив ее за талию, я указал на ее плоский живот.

– Оттуда. Может, даже близнецы – в нашей семье такое бывает часто.

– Отлично. Тогда один будет Ганнибал, а второй – Иммануил.

Мира обвела критическим взглядом форум. Какой-то лавочник, торговавший медными сковородками, тотчас попытался привлечь к себе ее внимание. Впрочем, не только он, но и оборванный воришка, продававший краденые бусы. От мясницкой лавки тянуло кровью и навозом, в канаве свора уличных псов устроила драку из-за дохлой крысы. Мимо нас с громкими криками пронеслась ватага уличных мальчишек, а вслед за ними просеменила стая домохозяек с корзинами.

– Город не место для ребенка.

– Мог не такой, – ответил я, глядя, как из винной лавки, шатаясь, вышел какой-то пьяница и едва не задел Миру плечом. Я со всей силы оттолкнул его к ближайшей стене, а жену покрепче прижал к себе, обняв за плечи.

– Нам понадобятся по крайней мере две комнаты, – продолжала тем временем Мира. – Причем желательно рядом с рынком. И как можно ближе к форту. Зато подальше от винных лавок, – добавила она, брезгливо сморщив носик.

– Две комнаты? Это с моим-то жалованьем?

– Не знаю, захочешь ли ты спать в одной комнате с вечно пищащим младенцем.

– Значит, две, – согласился я, надеясь в душе, что эти две комнаты будут не в Моге. Клянусь Хароном, как я устал от Мога! Устал от дождей, устал месить ногами местную грязь, устал от вечно серого неба, от убогих улочек, от холодного ветра, который спрячет от меня красивое лицо Миры, вынуждая ее пониже натягивать капюшон. Десять лет своей жизни я прожил в Германии, и думаю, что с меня достаточно. Теперь мне хотелось солнца, хотелось тепла, хотелось… в Парфию. Но насколько это возможно? Император уже выбрал легионы, которые будут сопровождать его в парфянском походе. И было бы большой наивностью надеяться, что в самый последний момент он призовет для участия в кампании Десятый.

Мы дошли до нашего дома на Квиринале и не успели подняться по ступенькам и шагнуть в атрий с апельсиновыми деревьями в кадках, как мать Миры уже высунула из окна голову и спросила:

– Ты сказала ему?

– Сказала, – ответила Мира и рассмеялась.

– Ну и отлично. Значит, можно надеяться, что он задержится в Риме, пока не родится маленький Иммануил. Не может же моя бесценная Мира рожать в дороге.

– Ганнибал, – поправил я. – Ганнибал Иммануил.

Но мы уже переступили порог дома. Здесь нас с радостными возгласами окружили три тетушки и принялись осыпать Миру благословениями на еврейском языке. Прожив в этом доме два месяца, я знал, что в такие минуты с моей новой родней лучше не спорить.

– Тебя пришел проведать твой друг, – сказала мать Миры, расцеловав меня в обе щеки, и я поспешил ретироваться в атрий. Миру же под радостные крики потащили наверх.

– Вижу, у вас появился законный повод для ликования? – с улыбкой произнес Тит, вставая со скамьи под апельсиновым деревом. В одной руке он держал кубок с вином.

– Ах ты, негодяй! – шутливо оскорбился я. – Откуда тебе это известно?

– Твоя теща сказала мне, пока я тебя ждал, откуда еще.

– Мира говорит, что это будет мальчик, – произнес я и сел на скамью рядом с ним.

– И ты думаешь, она права?

– Может, да, может, нет, спорить не буду. – Тем временем ко мне подошла служанка, чтобы предложить мне вина, и мы с Титом подняли наши кубки. – А что привело тебя сюда, Тит? Да и вид у тебя какой-то важный. – Я окинул взглядом его белоснежную тогу.

– Я помогал императору.

– И после этого ты называешь меня его любимчиком! Теперь ты сам лижешь ему пятки!

– Он был со мной в высшей степени добр, но дело не в этом. Траян принял несколько решений относительно парфянской кампании, а кое-какие из них могли бы заинтересовать тебя.

Я опустил кубок.

– Например?

– Думаю, это известие может подождать. Мне кажется, с тебя достаточно новости, которую ты услышал от своей молодой жены. Лучше скажи мне, вы уже придумали будущему ребенку имя?