Этот долбанный кошак, залез в ячейку вспомогательного пульта и уснул там. Бортовой компьютер на запрос ответил определённо – кошак точно на корабле. И я начал выход из крейсерского дока. При старте корабль слегка тряхнуло. И Крэдок проснулся. Не знаю, что ему снилось, но с перепугу он заметался и выскочил наружу. Прямо передо мной, на управляющий пульт. А корабль бросило из дока с трёхкратным ускорением – Крэдок врезался мне в брюхо и, хотя весит он немного, но ускорение сделало его маленькое тельце чем-то вроде снаряда. Удар пришёлся под дых. Ладно, что из меня чуть всё дерьмо на пол не выдавило – так этот гад когти выпустил и вцепился в мягкое всеми лапами. Конечно, оправился я быстро, бывало и похуже, да и медкапсула есть на всякий случай, но проблема в том, что угол траектории взлёта и так был задан недостаточно точно - я взлетал на ручном, так ещё и Крэдок тут. Руки дёрнулись, штурвал тоже и левый планетарный двигатель проскребло по стенам дока. Искрило красиво, это да…, командир крейсера, связавшийся со мной после старта, тоже красиво говорил. Минуты три примерно. Но матом в основном.

Всю первую неделю полёта, мы провели в обычном космосе. Я ползал по кораблю, в обществе ремонтных роботов, с горелкой в зубах и в поте лица занимался ремонтом, в котором нихрена не понимаю. Строго по инструкции бортового компьютера, большей частью смутно понимая, что делаю, а вокруг только роботы и бесконечность космоса. Так-то это даже прекрасно – кто не выходил на борт в открытом космосе и не смотрел в космическую пустоту, тот и не жил никогда. Незабываемые впечатления. Но когда эти впечатления каждый день, да по шесть часов в течении недели – в последний день я поймал себя на мысли, что испытываю острое желание взять бластер, поставить его к носу моего мохнатого компаньона и спустить курок…

- И кто из нас животное? – Скептически хмыкнув, сказал некто, кого не было в комнате.

- У тебя же со связью проблемы?

- Ах, да, муррр, а я и забыл совсем. Тебя так плохо слышно, что я, пожалуй, отключусь, мурр.

В общем, Крэдок обеспечил наш полёт весельем, какое мне и даром не надо. Надеюсь, больше приключений у нас не будет, желательно лет сто. Последних, мне на всю жизнь хватило. Инцидент в крейсерском доке, был совершенно лишним. Как бы чаша и так полна, а эта капля там уже не поместилась. Через край плеснуло блин.

В общем, пожалуй, стоит мне кратко рассказать, что же случилось, почему первая запись…

Капитан поскрёб затылок, покряхтел, кашлянул. Зачем-то глянул на потолок.

Да, прежде чем начнём. Я не совсем честно выразился по поводу редакции своей записи. Дело такое – я попытался. Мельком пробежался по первому файлу. Довольно быстро понял, что мне нечего добавить. Пару кусков текста даже прочитал полностью и был удивлён – всё же, функция капсулы извлекать забытые воспоминания и вносить в текст, работает. Кое-что из прочтённого, я вспомнил с трудом, что-то помню лишь обрывками и не смог бы сам связать в цельную картину. В общем, я понял, что попытка подредактировать свою первую запись, сделает её только хуже. И, наверное, это главная причина, почему я не стал этого делать, и не буду делать впредь. Все записи будут писаться на одноразовые кристаллы. И мне мороки меньше…, на названии я остановился подробнее. Была мысль сделать что-нибудь эдакое, что б сказал – как отрезал.

Тут я поинтересовался мнением Крэдока и мы вместе пару часов размышляли. Но, как ни странно, лучше, чем автоматическая маркировка файлов капсулы, мы придумать не смогли. Пусть так оно и остаётся – мои мемуары, в непритязательном, простеньком, обозначении файлов ТМ.

Да…, о чём я говорил? Хм…, ах да. Что случилось, и почему запись оборвалась так резко?

А история довольно любопытная и даже удивительная – чудо, что мы с Крэдоком, таки сумели выбраться из той передряги. Только как теперь всё восстановить? Грёбанный космос…

Мой корабль оказался вблизи Чёрной дыры, не нанесённой на карты. Мне повезло, что мы шли на почтительном удалении от этого монстра. Дыры сильно искажают пространство, но не только. В гипере от них спасения тоже нет. Разве что там их гравитация не столь чудовищна, даже оказавшись очень близко, есть крошечный шанс спасти свою шкуру. В обычном пространстве, оказаться так близко и выжить, невозможно. Кое-как нам удалось выбраться из тяготения дыры и выпасть в обычное пространство, пока гипердвигатель не рванул. Крэдок тогда чуть от инфаркта не помер, да и я, что уж говорить. Думал, всё, крышка. Ан нет, пронесло.

Корабль выплюнуло в обычное пространство, но совсем не там, где должно было бы. Я не слишком хорошо в этом разбираюсь, какое-то там искажение пространства времени получилось. Потом мне пытались объяснить на крейсере департамента, я делал вид что слушаю и всё понимаю, а они делали вид, что принимают мою игру. Признаться им, что улавливаю в основном предлоги, я постеснялся. А поводов стесняться и так было выше крыши. Реликт из прошлого, причём они понятия не имели, сколь отдалённого прошлого, пытается понять пространственную физику – это ж почти анекдот. В общем, мы очутились в открытом космосе, в изрядно пожёванном корабле, от него почти ничего не осталось. Корпус порвало, воздух вынесло в космос, не надень мы скафандры, не было бы и этих мемуаров – грёбанный бортовой компьютер, первое, что сообщил после выхода в космос, так это то, что моя посылка с мемуарам, была разорвана в атомную пыль возмущением пространства, сразу после отделения от корабля. Вот именно она-то и образовала симпатичную дырку в рубке, через которую я мог наблюдать космическую пустоту, без всяких иллюминаторов. Помню, как подумал тогда, что дыра не слишком крупная. Если б не скафандр, не ремни и магнитные крепления, меня потащило бы в неё, вместе с воздухом, и в космосе я очутился бы в виде комка изломанной плоти, замёрз бы почти мгновенно. И летал бы, этот комок не пойми чего, миллионы лет, средь пустоты межзвёздной…, почти поэзия мать её.

Несколько дней ушло на тот ремонт, какой мы могли сделать. Запасы кислорода уцелели, но лишь те, что имелись в центральной части корабля. Их хватило бы ненадолго, пришлось торопиться…, самое странное, что корабль в решето, двигатели на соплях держатся, кислорода кот наплакал, а я больше всего переживал из-за того, что не мог нормально почесаться. В скафандре это не так-то просто, а если жить в нём, так живо вспоминаются религиозные догматы об Адских муках. Хорошо хоть скафандры снабжены системами удаления отходов. А то пришлось бы заканчивать полёт по шею в собственном дерьме. А то и захлебнулся бы в нём них нафиг…, один из самых важных представителей Человечества, помер в космосе, захлебнувшись дерьмом в собственном скафандре – это я прям даже не знаю, как и назвать. Если бы речь шла не обо мне, сказал бы что это похоже на забавный анекдот, а так всё очень печально и ни капли не смешно.

Кое-как удалось восстановить работу двигателей и экранов. Бортовой уцелел, но тут никаких чудес. Эта часть корабля отличается большой прочностью. Бывали случаи, когда в боевых столкновениях, в облаке металлолома, оставшегося от кораблей, находили полностью исправные бортовые компьютеры. Бывали случаи – это к департаментам. Они находят бортовые в исправном состоянии, крайне редко. Потому что быстрее всех, в места катастроф прибывают падальщики и пираты. Они забирают всё, что только могут и стараются убраться раньше, чем появятся спасательные команды или технические и военные корабли Федерации.