крикнуть: «Руки вверх!» — но… врага нет, а перед ним — оцепеневшая от неожиданности черно-бурая лиса.

— Чтоб ты провалилась, окаянная! — шепчет с досадой Кузьмичев, вздыхая и опуская ружье, и с сожалением смотрит на уходящую к Охотскому морю роскошную добычу.

Потом старший лейтенант переводит взгляд на изрытый снег, где мышковала лиса, на ружье, и только теперь думает о риске, на какой пошел. Но что делать?

«Пойти в часть за подмогой нельзя: следы «охотника» может совсем занести снегом, да и не успеешь — вечер близко, — рассуждает он. — Идти с охотничьим ружьем против хорошо вооруженного врага?.. Опасно, но выхода нет… Что ж, придется брать его хитростью».

Дальше идти по следам старший лейтенант не решается — доты близко, и его может обнаружить враг, который, конечно, наблюдает из своего укрытия за местностью. Но в дотах ли он? Не ушел ли через скалы дальше, на север? Кузьмичев, прижимаясь к скалам, где ползком, где пригибаясь, обходит их у подножия, но выходящих следов не видит. Значит, «охотник» наверху.

Выбрав в скале расщелину, старший лейтенант, маскируясь, забирается в нее.

Мучительно тянется время в ожидании вечера.

Злится ветер. Он своем и визгом обрушивается на скалы, сметая с них тучи снега, и вершины дымятся поземкой; словно вулканы. Начинается снегопад. С каждой минутой он усиливается, и вскоре снежная мгла окутывает остров.

Холодно в расщелине.

«Ноги — ничего, — успокаивает себя Кузьмичев, — лишь бы руки ружье держали!» — и он, попеременно стягивая с рук варежки, дышит на пальцы, согревая их.

Расползается по острову долгожданные сумерки.

«Пора!» — решает старший лейтенант и выбирается из убежища.

Он подходит к террасе и ищет следы, но коварная вьюга, точно языком, слизала их.

«Трудненько будет, — говорит себе Кузьмичев, — но не беда. Расположение дотов я знаю на память».

Он, хватаясь за камни, влезает на первую террасу, потом на вторую, третью, прижимаясь к скалистой стенке, осторожно подходит к разбитому доту. Несколько минут стоит у входа, прислушиваясь. Но, кроме стонов вьюги, ничего не слышно.

«Здесь никого нет, — думает старший лейтенант, — следов не видно».

Но он знает, что хитрый, бывалый враг мог проникнуть в дот, не потревожив сугроба. Представляя себя на его месте, Кузьмичев аккуратно перебирается через снежный нанос и, готовый ко всему, спускается в провал, тихо следует по извилистому ходу сообщения.

«Эх, фонарика нет», — жалеет он, останавливаясь у полуоткрытой стальной двери дота.

Зажигает спичку, заглядывает внутрь. Он был прав: сюда никто не приходил. Не оказалось «охотника» и во втором доте. Третий и четвертый располагались выше, амбразурами к морю, два других находились по ту сторону скал. В каком же из них враг?

Старший лейтенант уже не чувствует боли в почти онемевших ногах и с усилием поднимается на следующую террасу. Он обходит по узкой кромке выступ скалы и вдруг чувствует запах дыма.

«Здесь!»

Бушует разгулявшаяся метель, мокрая снежная крупа залепляет глаза. Отворачиваясь, старший лейтенант подходит к доту и, приподнявшись на цыпочках, заглядывает в амбразуру. Она заложена камнями, из нее валят клубы дыма. Ничего не видно. Тогда Кузьмичев спускается в ход сообщения и осторожно подходит к плотно закрытой стальной двери.

«В доте светло — костер горит, — думает он, — надо рывком открыть дверь и… А если там двое? Ведь враги могли идти след в след… Пусть — в одного стреляю, другой поднимет руки… А если дверь закрыта на засов? — Кузьмичев задумывается, не зная, что ответить себе, но через минуту приходит к решению: — Тогда придется караулить до утра».

Он нащупывает ручку, легонько тянет на себя дверь, но та не поддается.

«Заперта… Фу-у, мерзнуть всю ночь придется, а эта гадина в тепле сидит!» — скрипит зубами Кузьмичев и топчется на месте, стараясь хоть немного разогреть онемевшие ноги.

Минута проходит за минутой, но старшему лейтенанту кажется, что время остановилось. Он ходит взад-вперед мимо двери, изредка останавливается, слушает. Но стальная дверь слишком толста — ни один звук не доходит до слуха. Но вот послышался какой-то скрежет. Кузьмичев отскакивает за дверь и, прижимаясь к стене, ждет. Щелкает задвижка. Массивная дверь, скрипя ржавыми петлями, медленно закрывает Кузьмичева. Слышатся неторопливые шаги. Кузьмичев поднимает ружье, выглядывает из-за двери и видит в нескольких шагах от себя силуэт невысокого, плотного человека.

Кузьмичев приседает. Он шарит рукой и находит увесистый камень. Поднимается. Кошачьим шагом выходит из-за двери, мельком заглядывает в дот, — там больше никого нет. Прыжок, глухой удар — и человек валится на бок.

«Не убил ли невзначай?» — пугается старший лейтенант и, схватив жертву за ногу, быстро тащит ее в дот.

Нет, не убил. Дышит.

«Очухается», — думает Кузьмичев. Обыскивает пленника, вытаскивает из кобуры пистолет, связывает руки его же ремнем.

Закрыв дверь, старший лейтенант осматривает помещение.

У амбразуры горит костер, над ним на камнях котелок — в нем что-то кипит. Старший лейтенант глотает слюну и только теперь чувствует сильный голод. Но взгляд его скользит дальше — вот прислоненный к стене японский автомат. Тут же лежат гранаты, чуть дальше — спальный меховой мешок, объемистый ранец, в углу стоит раскрытая портативная рация.

«Экую тяжесть тащил, бедняжка, — усмехается Кузьмичев, — долго собирался «охотиться».

Он садится на спальный мешок и, кривясь от боли, с трудом стягивает резиновые сапоги, разматывает портянки, сбрасывает носки. Пальцы на ногах побелели. Кузьмичев добирается до амбразуры, хватает комок снега и начинает ожесточенно растирать им ноги. В пальцах появляется боль, постепенно они розовеют.

Застонал на каменном полу пленник, шевельнулся, открыл глаза. Оглядывая дот, увидел Кузьмичева.

— Замерзли малость, оттираемся, — подмигнул ему старший лейтенант. — Сейчас ужинать будем!

Пленник молчал. Только в его узких, черных, как уголь, глазах мелькнули в бессильном бешенстве злые огоньки.

Кузьмичев отогрел ноги, высушил портянки и носки, обулся. Потом принялся за ужин. Вкусным и ароматным показался ему суп из свиной тушенки. Остаток он предложил пленнику.

— Будешь есть? — тот отвернулся. — Как знаешь, — равнодушно проговорил Кузьмичев. — Впрочем, и не следует кормить. Промерз из-за тебя, да и чернобурку упустил. Эх!

Утро улыбалось солнечными лучами.

3

Ветер, умаявшись за ночь, присмирел, затих. Только свинцовые воды моря все еще шумели прибоем, как бы вспоминая бесновавшуюся ночью вьюгу.

Старший лейтенант возвращается с охоты.

Впереди шагает со связанными руками пленный, нагруженный привезенным с собой добром.

Внезапно где-то впереди за сопками раздаются подряд три выстрела.

«В кого это стреляют? — недоумевает Кузьмичев, но вскоре догадка озаряет его бледное лицо улыбкой. — А-а, меня ищут!» — и он трижды стреляет в воздух.

Через несколько минут из-за сопки показываются на лыжах несколько человек. Они замечают Кузьмичева и один за другим спешат к нему.