Дети регулярно занимались спортом, обливались холодной водой. Питание в семье было самым простым. Младшая дочь, великая княгиня Ольга Александровна, вспоминала позднее: «Все мы питались очень просто. К чаю подавали варенье, хлеб с маслом и английское печенье. Пирожные мы видели редко. Мне нравилось, как варят кашу… На обед чаще всего подавали бараньи котлеты с зеленым горошком и запеченным картофелем, иногда ростбиф… ели мы все, что нам давали».

Дети делились на «старших» и «младших». «Старшими» — Николаем, Георгием и Ксенией — больше занималась мать, «младшими» — Михаилом и Ольгой — отец. Но письма Марии Федоровны и Александра III друг другу наполнены родительской любовью как к младшим, так и к старшим дочерям и сыновьям.

И все же Михаил и Ольга были любимцами отца. Он часто прощал им шалости и проказы. «Если мы с Михаилом делали что-то недозволенное, — вспоминала Ольга Александровна, — нас за эту шалость наказывали, но потом отец громко хохотал. Например, так было, когда мы с Михаилом забрались на крышу дворца, чтобы полюбоваться на огромный парк, освещенный лунным светом. Но Мамá, узнав о таких проказах, даже не улыбнулась. Наше счастье, что она была всегда так занята, что редко узнавала о наших проделках». Каждое утро маленькая Ольга проникала в кабинет отца, где он показывал ей старинные альбомы с рисунками и миниатюрными (из камня и опала) фигурками животных.

Позднее Ольга Александровна вспоминала: «Отец был для меня всем. Как бы ни был он занят своей работой, он ежедневно уделял мне эти полчаса… А однажды Папá показал мне очень старый альбом с восхитительными рисунками, изображающими придуманный город под названием Мопсополь, в котором живут Мопсы… Показал он мне тайком, и я была в восторге от того, что отец поделился со мной секретами своего детства».

Граф Шереметев писал об отношении Александра III к детям: «…не было ему лучше удовольствия, как возиться с детьми, можно сказать, что дети вообще были его друзьями. Чего только не выкидывал он с ними, и сам играл с ними, как ребенок. Детские воспоминания должны сохранить не одну черту его неисчерпаемого добродушия, его неизменной ласки, его сердечного привета».

И Александр, и Мария Федоровна пытались привить детям доброту, сердечное отношение к сверстникам и к окружающим их людям. Александр Александрович в одном из писем Марии Федоровне замечал:

«То, что ты мне пишешь про Ники, когда он получил мое письмо, меня правда очень тронуло, и даже слезы показались у меня на глазах, это так мило с его стороны и, конечно, уже совершенно натурально и еще раз показывает, какое у него хорошее и доброе сердце. Дай Бог, чтобы это всегда так было; обними его от меня крепко и благодари за его второе письмо, которое я тоже получил вчера». Мать, говоря о сыне, замечала: «Он такой чистый, что не допускает и мысли, что есть люди совершенно иного нрава».

Императрица уделяла особое внимание воспитанию у детей уважения к дворцовому ритуалу и светским церемониям. Как вспоминала Ольга Александровна, во время пребывания царской семьи в Гатчине традиционный пятичасовой чай дети пили в обществе матери. «Иногда в гости к императрице приезжала компания дам из Петербурга, и тогда семейное чаепитие превращалось в нечто напоминающее официальный прием. Дамы садились полукругом вокруг государыни, которая разливала чай из красивого серебряного чайника, поставленного перед нею безупречно вышколенным лакеем».

Когда Мария Федоровна уезжала в Данию, дети оставались с отцом, и в письмах он подробно рассказывал жене о их поведении, сообщая о курьезных случаях из их жизни.

За пределами Гатчины

Несмотря на так называемое «гатчинское затворничество», император продолжал появляться на людях. Он прекрасно понимал, что даже самые строгие и правильные полицейские меры не смогут полностью гарантировать его безопасность. Это с одной стороны. А с другой — как глава огромного государства, российский император не имеет права давать повод сомневаться своим подданным в способности власти руководить страной и заботиться о благе народа.

Поэтому в Гатчине император принимал множество посетителей. Например, четырежды посетил Гатчину осенью 1882 года известный русский путешественник и этнограф Николай Николаевич Миклухо-Маклай. Позже, находясь уже на Новой Гвинее, он писал Александру III:

«Глубоко тронутый милостивым и просвещенным вниманием, оказанным моим 12-летним трудам, предпринятым исключительно в интересах науки, я не умею иначе выразить мою глубокую верноподданническую признательность, как просить Всемилостивейшего Вашего Императорского величества разрешения посвятить мое сочинение имени Вашего величества.

Со своей стороны я употреблю все усилия, чтобы труд мой оказался достойным высокого внимания Вашего величества и принес бы пользу отечественной науке и просвещению, заботы о которых всегда были близки Вашему сердцу».

Миклухо-Маклай из Сиднея направил Марии Федоровне письмо, в котором сообщал, что хочет прислать ей ожерелье из тасманийских раковин. «Не полагаясь на мой вкус, — писал он, — я бы выбрал нарочно несколько ниток раковин разной величины, разного цвета и оттенков и позволил себе прибавить весьма подходящую к любому из ожерелий брошку из также специально австралийских раковин. Очень надеюсь, что выбор мой понравится Вашему величеству и что эти безделки напомнят благодарность странника в дальних странах, который никогда не забудет тот милостивый и приветливый прием, который он встретил в Гатчине (18, 23 октября, 8 и 9 ноября 1882 г.), возвращаясь на родину после двадцатилетнего отсутствия».

Александру III очень часто самому приходилось покидать Гатчину. Ежегодно летом, как правило, на полтора месяца он переезжал с семьей в Александрию, часть Петергофа, где продолжал трудиться, затем они отправлялись в Данию к родственникам императрицы.

По возвращении в Россию позволяли себе порой поездки в Крым, в обожаемую всеми членами семьи Ливадию. Там, кстати, со временем будет отмечена серебряная свадьба царской четы.

Когда императорская семья приезжала в Петербург, то резиденцией ее был не Зимний, а Аничков дворец.

Кроме того, императору приходилось нередко выезжать в различные места России, а также за границу, присутствовать практически на всех крупных учениях и смотрах войск, посещать многочисленные учреждения.

В июле 1881 года он побывал в Нижнем Новгороде, Костроме, Ярославле, Рыбинске, в августе — в Данциге.

В сентябре 1882 года царь провел смотр войскам Московского военного округа, тогда же в Первопрестольной посетил Всероссийскую художественно-промышленную выставку.

Важнейшим пунктом плана поездок на 1883 год было посещение Москвы по случаю коронования, то есть принятия императорской короны.

Несостоявшийся собор

В конце апреля 1882 года на стол Александра III легла записка министра внутренних дел Николая Павловича Игнатьева. Министр предлагал провести во время коронации Земский собор. Игнатьев рассматривал Земский собор как исторически присущую России форму взаимодействия монарха с народом.