– Ага, а то я смотрю – все машины на месте, а людей нет…Вадик, бензинчиком не богат? Я тут спохватился, что до Шкарытово не дотяну,думал, плесну у Семена, а он уехал… Автолу-то у меня есть крошка, а вот баксухой…

– Сейчас посмотрю, – Вадим заглянул в «уазик», досталканистру, встряхнул – глухо булькнуло, наполовину полная. – Я воттолько не знаю, какой тут бензин…

– А, этот драндулет любой сожрет… Погоди, я автольчикуплесну.

Он достал из коляски металлическую фляжку, стаканчик,наполнил его над горловиной бака и вылил внутрь. Вадим принялся лить тудабензин, удерживая канистру, чтобы не плеснула на одежду.

При этом, естественно, смотрел вниз – и сердце все же ушло впятки. На левой штанине у него красовался широкий бурый мазок, еще не успевшийпросохнуть, – ясно, запачкался о жмурика, пока волок его в кладовушку.Нехорошее пятно, многозначительное для наметанного глаза, на самом виду…Заметил или нет?

Мать твою, и на правой руке…

Участковый поинтересовался:

– Ваши ребятки, часом, не стреляли? Вроде бы выстрелы толькочто слышались…

– Да нет, с чего бы? – ответил Вадим самым естественнымтоном. – Вася машину заводил, скорее всего, выхлопы… Драндулет еще тот.

– Да и я подумал… У вас настоящая гулянка обычно к вечеру,а? Ты скажи Паше, чтобы малость приструнил, а то мне бабка уже жаловалась, какваш лохматый ей по воротам стрелял. Нехорошо, надо бы, по-хорошему, на сигналынаселения реагировать… По уму, с огнестрельным оружием до беды недалеко…

– А все, – сказал Вадим. – Ружьецо давнозапаковали. Мы к вечеру в Шантарск, насовсем…

– Закончили?

– Ага, отпахались…

Участковый торчал у мотоцикла, не торопясь на него садиться.Убедившись, что бак полный и к месту назначения доберется без труда, стражзакона стал благодушен и словоохотлив – принялся расспрашивать, сколько онивообще получают, стоит ли овчинка выделки… Вадим отвечал кратко, одновременно вмозгу пронеслось: ведь заметит в конце концов, а на прощание непременно начнетжать руку, испачкается в крови, пойдут вопросы… Неужели придется и этого?А ведь внутренне готов…

– Ва-адик!

Окно распахнулось, выглянула Ника, сладко потягиваясь –клетчатая рубашка нараспашку, обнаженные груди на обозрение. Притворившись,будто впервые увидела постороннего свидетеля, громко ойкнула, подалась вкомнату, торопливо запахиваясь.

Участковый понимающе покрутил головой:

– Бона как… – и невольно проводил взглядом.

– Ага, – Вадим изобразил некоторое смущение, быстренькоотступил, держась так, чтобы закрыть собственным туловищем окровавленнуюруку. – Ну, я пошел, а то тут…

– Спасибо! – крикнул вслед милиционер. – Всего!

Мотоцикл взревел. Уже зайдя в комнату, Вадим торопливопринялся вытирать руку подкладкой фуфайки.

– Я вижу, у тебя рука в крови, – торопливо пояснилаНика. – И глаза стали стеклянные, вот-вот заорешь или…

– Вздор, – сказал он в сердцах. – Я бы егоположил в два счета, уже приготовился.

– Конечно, милый, ты же у меня великолепен и непобедим… –Ника наткнулась на его хмурый взгляд, поспешно замолчала. – Извини, что-тоя… Вадик, у меня уже нет сил, поехали…

– Куда это? – с наигранным удивлением осведомился он.

– Как это – куда? В Шантарск, из этой проклятойвиртуальности, на всех парусах…

Вадим, покачиваясь с пятки на носок, утопив руки в карманах– под правую ладонь то и дело подворачивалась, прямо-таки сама в п л ы в а л арубчатая рукоятка пистолета, – долго разглядывал женушку, в конце концовпожал плечами:

– Кто-то поедет, а кто-то, может, и не поедет… Списокэкипажа, знаешь ли, еще не утвержден…

Открыл замок вьючника, обеими руками ухватил нераспечатаннуюцинку, понатужился и рывком опустил ее на пол. Принес из сеней топор, сприобретенной здесь сноровкой в несколько ударов вырубил прямоугольник – цинкатолько именовалась таковой, а на деле это было обыкновенное железо, непроржавевшее насквозь, но обветшавшее.

Поддел крышку уголком топора, отбросил. Словно тесто изквашни, выперла толстенная пачка купюр – огромных, наверное, впятеропревосходивших размером нынешние. Кошачьи усы пучеглазого Петра, улыбкаЕкатерины… Деньги даже на вид казались жухлыми, отсыревшими. Когда Вадим безвсякого почтения вышвыривал их на пол с помощью того же топора, вся стопкавдруг разлезлась надвое, а упав на пол, рассыпалась еще на несколько кусков.Вполне вероятно, Калауров набивал ящики в спешке, потому и не завернул кредиткив кожу или хотя бы бумагу – или рассчитывал вернуться очень быстро.

Зато кожаные мешочки были завязаны со всем старанием. Хотязамше и досталось от времени, пришлось вспарывать узлы ножом. Вадим осторожнозапустил туда пальцы, достал щепотку тяжелой крупки, серо-черной, шероховатойна ощупь. Самородное золото он видывал – ничего похожего. Платина?

Не исключено. Ежели по весу… Половину цинки, все свободноеот кредиток пространство занимали такие мешочки. И лежала еще яркая железнаякоробка, покрытая узорами вроде хохломских, с крупной надписью: «Товариществобр. Эйнемъ».

Прикипевшую крышку пришлось отдирать лезвием Иисусовойфинки. В коробке спутанным комком покоились маслянисто поблескивающие золотыевещички – цепочки, браслетики, среди них виднелась пара массивных портсигаров,а вон и часы, еще какие-то непонятные безделушки: золотая свинка, цилиндрразмером с тюбик зубной пасты…

Взяв за углы Пашин рюкзак, он вывалил пожитки на пол ипереправил туда содержимое обеих цинок – разумеется, оставив на полу ворох полуистлевшихкредиток. Приподнял, оторвав от пола одной рукой – килограммов сорок, прилично…

Медленно разогнулся, услышав какой-то непонятный тихийметаллический лязг.

Ника целилась в него из черного «ТТ», держа его обеимируками перед собой – Вадим краем глаза заметил, что кобура у Паши на поясерасстегнута и пуста, – с исказившимся, испуганным, злым лицом давила чтоесть мочи на широкий спусковой крючок, потом встряхнула пистолет, словнобутылочку с лекарством взбалтывала, снова стала жать на спуск, личико всебольше искажалось паническим ужасом…

Вадим, в первый момент машинально струхнувший, стоял напрежнем месте, с иронической улыбкой наблюдая за ее потугами. Пистолет оказалсяна предохранителе – не исключено, вдобавок и патрона в стволе не было, а обращатьсяс оружием Ника ничуточки не умела, простодушно полагала, должно быть, чтодостаточно прицелиться и нажать…

– Ах ты, стерва… – произнес он почти ласково. – Этозаконного-то мужа? Креста на тебе нет…

Осознав, наконец, всю бесплодность своих усилий, онаопустила руки, разжала пальцы, пистолет громко упал на пол. Еще какое-то времяВадим стоял неподвижно, наслаждаясь ее ужасом. Сделал шаг вперед. Онаотшатнулась, закрываясь руками.