Чирик

Нашу кавалерийскую дивизию поставили на отдых в резерв. Наши две батареи стояли на хуторах западнее Чирика. После походов и холода нам казалось, что квартиры замечательны. Тепло, просторно, сытно, и даже книги.

Тут похоронили Чудука.

Со стороны Перекопа раздавался день и ночь, не смолкая, орудийный гул. Нельзя было различить отдельных выстрелов, это был общий гул. Там должно было быть неуютно.

Сиваш отделяет Крым от материка. Это неглубокие морские озера с вязким дном и очень соленой водой. Из-за солености Сиваш не замерзает. Крым соединяется с материком тремя перешейками. Перекоп в 8 верст ширины, Чонгарская дамба и мост и Арбатская стрелка. Средняя ширина Сиваша 12 верст. Но в том, 1920 году в октябре и ноябре наступили сильные морозы, да еще с ветром. Мороз доходил до -17 и даже до -21 градуса по Реомюру. Сиваш промерз до дна, чего никогда не случается. Это очень увеличило наш фронт. Сама природа помогала красным.

Красная пехота перешла по льду на Чувашский полуостров и ночью захватила там наш конный разъезд-охранение. Тут погиб с эскадроном Сумских гусар мой дядя Николай Саввич Мамонтов. Но тогда я этого не знал.

Нас подняли по тревоге, и мы пошли на Чувашский полуостров. С рассветом произошел бой. Мы согнали красную пехоту, она ушла на лед Сиваша, где наша кавалерия их преследовать не могла – лошади скользили на льду. Лед был до дна. Даже наши гранаты не вызывали столба воды, как обыкновенно. Мы отошли, и ночью красная пехота снова перешла Сиваш. Снова бой, и опять мы их отогнали на лед.

На берегу Сиваша стояли наши орудия без запряжек. Артиллеристы просили перевезти орудия дальше от берега, что мы и исполнили нашими запряжками. Какая-то пехотная часть нас тут сменила, а нашу кавалерийскую дивизию двинули к Перекопу. Крым горист к югу, а на севере очень плосок и низок. Солончаковые степи, без деревьев, без ручьев и рек. Селения очень редки.

Перекоп

Окопы на Перекопе были хороши и даже с проволочным заграждением. Но опять наши штабы забыли, что имеют дело с живыми людьми. Ни землянок для людей, ни складов, ни дров, ни колодцев предусмотрено не было. Стоял один-единственный громадный стог соломы. Но его заготовило не интендантство, а жители. Мы к этому стогу и притулились. Стог спасал нас от ветра и отчасти от холода, служил для кормежки лошадей и для топлива, когда это было возможно. Он даже служил нам наблюдательным пунктом для батареи. Воды не было. Лошади и мы должны были есть снег, а его было мало.

Сколько времени мы пробыли в боях на Перекопе, не могу в точности сказать. Был один сплошной и очень упорный бой, днем и ночью. Время спуталось. Может быть, всего несколько дней, вероятнее, неделю, а может быть, и десять дней. Не знаю. Время казалось нам вечностью в ужасных условиях.

Красные были, понятно, в таких же плохих условиях. Но у них было громадное преимущество в количестве войск. Части сменялись и отходили на отдых, чего у нас не было. У нас дрались бессменно все те же части, и утомление доходило до апатии. Спали мы следующим образом: каждый вытягивал из стога как можно больше соломы, и все падали в кучу и покрывались соломой. Каждый старался залезть в серединку кучи. Спали 20 минут, потом кто-нибудь будил всех и начинали танцевать, чтобы согреть онемевшие члены. Потом опять падали в кучу и спали еще 20 минут. А иногда из-за боя совсем не спали.

Батарея стояла в низине недалеко от стога, полускрыта от глаз противника. Окопы были от нас в ста шагах.

Мы испытывали чувство голода и жажды. Есть было нечего, а вместо воды ели снег. Мои валенки приобрели громадное значение. Под английскую шинель я напихал соломы на грудь и на спину и стянул ремнем, чтобы не вываливалась. Понятно, все эти дни не раздевались и не мылись. Вшей хоть отбавляй.

Красные стянули громадные силы, не считаясь с потерями. Артиллерия их гудела день и ночь. Снаряды с визгом проносились над нашими головами. Атаки следовали одна за другой. Я был свидетелем, как целая бригада красной конницы атаковала окопы и вся погибла на проволоке. Они не отступали, кричали и махали шашками, а их косила наша картечь и пулеметы. Наши смеялись над красными, но меня это испугало. С войсками, которые гибнут, но не отступают, они нас прорвут рано или поздно. Казалось, что красные кавалеристы были или пьяны, или под наркотиками.

Мы все стали нервничать. Я видел, как Обозненко «кланялся» пролетающим снарядам, чего он никогда не делал. Были потери и у нас, и у конно-горной. Раз нашей кавалерии пришлось загонять нашу же пехоту обратно в окопы, которые она хотела покинуть. Тоже нужно их понять. Бессменно сидеть под сильным огнем, в мороз, без пищи – можно впасть в отчаяние.

Было несколько линий окопов, и иногда мы все же меняли позиции и отходили на следующую линию. Очевидно, когда красная артиллерия разбивала проволоку и окопы. Но перемена позиции не вносила долгого облегчения. Красные подходили и подвозили артиллерию, и атаки снова начинались.

Как-то ночью я почувствовал, что меня теребят за ногу. Я поднял голову. Один из солдат моего орудия, приложив палец к губам, манил меня. Обеспокоенный, я последовал за ним. Вдалеке от всех, в дыре, солдаты моего орудия сварили суп из снега и барана, которого они достали кто их знает как и где. Варили они суп в ведре, из которого поили лошадей, не очень чистого, но, ах, как он был вкусен, этот суп! Черпали по очереди ложкой из ведра. Я был очень тронут тем, что мои люди не стали есть без меня, а позвали. Обыкновенно в такие трудные моменты люди становятся эгоистичными. Я почувствовал дружескую связь с моими людьми, и это чувство было приятно.

Малый подвиг

Мы собирались отступить на новую позицию. Полковник Шапиловский позвал меня.

– Поручик Мамонтов, я даю вам приказание найти еды для батареи. Мы голодаем.

– Слушаюсь, господин полковник, но скажите, где я должен ее искать?

Жестом руки я указал на пустынную равнину.

– Это ваше дело. Купите, украдите, ограбьте, делайте что хотите, но достаньте нам еды. Вот все деньги, которыми располагает батарея. Тут двести тысяч. При обесценении денег это немного, но больше у меня нет. Идите и не возвращайтесь без еды. Это приказание.

Это была трудная миссия. Я сел на Андромаху, взял двух солдат с собой и отправился, сам не зная куда. Как богатырь в старой былине. Немного дальше был довольно большой хутор. На дворе расположились кавалеристы. Я обратился к хозяину хутора. Он безнадежно махнул рукой. – Вы же видите, что творится!

Я видел и понимал. Но вдруг я увидел громадную свинью.

– Продай мне свинью. Все равно ее у тебя заберут, а я дам тебе деньги.

– Не хочу я ваших денег. Они больше не имеют цены. Это единственная свинья, которая у меня осталась.

– Посмотри, свинья ранена, она все равно сдохнет.

Свинья была действительно ранена пулей, но очень легко.

Я нарочно преувеличивал.

– Нет, нет. Не хочу.