– Первые детишки придут сюда завтра в десять утра, – сказал Энджел. – Если им у вас понравится, вы можете рассчитывать на хорошие чаевые.

Мадлен удивленно улыбнулась Энджелу, и они двинулись дальше.

– Кто это такой? И о каких детишках ты с ним говорил? Энджел пожал плечами.

– Я договорился на завтра снять этот парк с каруселью и всем прочим. Будет праздник для детей с нарушением двигательных функций – пусть как следует повеселятся.

Мадлен с изумлением посмотрела на него.

– Да, ты и вправду очень изменился. Энджел снял с лица маску и улыбнулся.

– И ты изменилась. После такого катания на карусели осталась, как была, в одежде. Ничего не сняла.

– Это еще не значит, что мне не хотелось раздеться. Энджел с трудом перевел дух. Улыбка исчезла с его лица.

– Садись в машину.

– И куда же мы...

Энджел открыл замок и распахнул дверцу.

– Садись, садись...

Еще ни с одной женщиной Энджелу так сильно не хотелось заняться любовью. Он желал Мадлен невообразимо. Всякий раз, когда он смотрел на нее, в нем вспыхивало желание, сильное, как боль. Энджелу приходилось собирать всю свою волю – может быть, и волю Фрэнсиса, – чтобы прямо в машине не сорвать с нее одежду.

Еще в парке, на карнавале, Энджел ни о чем другом не мог думать. Он хотел Мадлен, ему нужна была ее близость, но сейчас, когда она так близко, на Энджела ни с того ни с сего напал страх. Он медленно вел машину по безлюдным улицам, и его руки, сжимавшие руль, были влажны от пота. Он старался не думать о том, что произойдет, когда они окажутся вместе в одной постели, но воображение против его воли вновь и вновь рисовало Энджелу мучительно сладкие картины. Он уже столько раз представлял себе это, но...

Получится ли у него?

Этот вопрос парализовал волю, заставлял его обливаться холодным потом. Энджел совершенно не был уверен в том, что его хватит на всю дистанцию; да и сможет ли он хотя бы выйти на старт? До операции ему и в голову бы не пришло беспокоиться, но сейчас совсем другое дело.

Когда они наконец приехали к цели, Энджел почти лишился дара речи от волнения. Сделав последний поворот, он выключил двигатель.

Мадлен обернулась к нему. Энджелу не нужно было зажигать в салоне свет, чтобы увидеть выражение ее глаз. Они были широко раскрыты, и смотрела она, не мигая, слегка локусывая нижнюю губу.

– Почему мы приехали сюда? – мягко спросила она. Он распахнул дверцу со своей стороны, и вспыхнувший в машине свет осветил лицо Мадлен.

– Выходи. Увидишь сама. – – Острое желание прошло, но Энджел старался не думать об этом.

Он уже достаточно об этом думал, теперь пришло время проверить себя в деле. Даже если и удастся заранее избавиться от одних демонов, с другими придется, видимо, столкнуться лицом к лицу.

Энджел вытащил из-под водительского кресла фонарь и терпеливо дожидался, пока Мадлен выйдет из машины и присоединится к нему.

Подойдя к Энджелу, Мадлен посмотрела вокруг. Они приехали к дому ее отца.

Дом, как крепость, стоял на вершине холма, и его силуэт обозначался на фоне звездного неба. Лунный свет отражался от стекол и решетки, когда-то поставленной на окно бывшей комнаты Мадлен. Портик с белыми колоннами защищал вход от дождя. Сейчас тень от портика падала на массивные ступени. Четыре трубы возвышались над островерхой крышей. Черные металлические ворота из заостренных наверху прутьев защищали вход в поместье.

Дом имел мрачноватый и устрашающий вид. Тем более что в нем не было ни одного светлого окна. В этом доме выросла Мадлен. За забором выстроились в ряд темные силуэты голых деревьев. Лишь отдельные листочки, уже пожелтевшие и высохшие, еще держались на ветках.

– Не хватает только вывески «Мотель Бейтс»[3], – сдержанно заметил Энджел.

Мадлен не улыбнулась.

– Пошли же, Мэд, – сказал он, протянув ей руку. Она медленно подошла к Энджелу и вложила свою ладонь в его руку. Ни слова не говоря, они подошли к входной двери. По дороге Энджел поднял с земли камень, видимо, намереваясь разбить окно.

Мадлен удивленно на него посмотрела.

– Что это ты надумал?

– Это поможет нам проникнуть внутрь. Она изумилась еще больше.

– Попробуй открыть дверь ключом. Он всегда лежал под верхней ступенькой, там один кирпич качается...

Опустив глаза, Энджел сумел разглядеть один кирпич, выступающий из кладки чуть больше других.

– Да, есть тут что-то...

– Вытащи ключ, попробуй им открыть, – без улыбки сказала Мадлен.

Энджел вытащил ключ и вставил его в прорезь замка. Чуть скрипнув, дверь отворилась, Энджел направил луч фонаря в темноту и шагнул в темную прихожую. Руку Мадлен он теперь крепко держал в своей. Закрыв дверь, они прошли через прихожую и кухню в темную комнату, некогда бывшую комнатой ее отца. Даже теперь, хотя прошло столько лет, тут стоял запах сигарного дыма, запах сильного властного мужчины.

Опустившись на колени перед массивным камином, Энджел вытащил из кармана коробок спичек. Собрав остатки дров, разбросанных перед каминной решеткой, он развел небольшой огонь. Дрова были такие сухие, что вспыхнули сразу. Тепло стало медленно наполнять холодную комнату.

Мадлен стояла, не шевелясь. Она ужасно зябла.

Подойдя к ней, Энджел взял ее ладони в свои. Как только их взгляды встретились, он почувствовал, что Мадлен очень волнуется. И слова, которые он собирался произнести, застряли у Энджела в горле.

– Зачем мы сюда приехали? Ты же отлично знаешь, какие чувства вызывает у меня этот дом.

В ее голосе послышался страх, и Энджел опять почувствовал, как у него защемило сердце. Он не знал всех подробностей, которые были связаны у Мадлен с этим домом, с ее жестоким, безумным отцом. Но он понимал, что каждый приезд сюда становится для Мадлен сильной душевной травмой.

– Тут все случилось шестнадцать лет назад, и мне кажется, начинать снова надо в том месте, где когда-то все оборвалось...

– Я что-то не совсем понимаю...

Энджел оглядел комнату. Здесь все было так, как он запомнил много лет назад. Только собрался слой пыли на мебели да прибавился запах плесени. В серебряных, с черным налетом канделябрах все еще стояли свечи. Два тяжелых стула, обтянутых кожей винного цвета, были отодвинуты в угол, обшитый деревянными панелями. Высокие пыльные стекла окон окружали с обеих сторон камин. Такие же пыльные шторы были не задернуты. Большую часть пола закрывала огромная медвежья шкура.