Наконец забава мне приедается, и я снова забираюсь с ногами на диван.

– Та чертова старуха все нам наврала, – говорит Рози.

– Не думаю. Просто не все сказала. Она нам описала два способа перебраться через границу, а о том, что есть и другие, промолчала.

– Как по-твоему, почему это?

Пожимаю плечами:

– Как знать. Мне показалось, мисс Люсинда из тех старушек, которым по душе чужие неприятности. Воспользуйся мы одним из ее способов, и были бы неприятности либо у нас, либо у тех парней. В любом случае она бы повеселилась.

– Не знаю, – тянет Рози, – мне и третий не внушает доверия.

– Кто тебя просит доверять? – говорю я. – Малость подозрительности никогда не помешает. Но чему я научилась, тому научилась.

– А почему у меня не получается? То есть ты-то можешь меня провести, но почему я сама ни фига не вижу? В последний раз думала, мы сейчас о стену шмякнемся. И на той стороне мне все время блевать охота.

– Пройдет, когда мы целиком переберемся на ту сторону.

– Надо думать… Но мне не очень-то хочется оказываться там в таком виде. Что такое пара девчонок? Как ты собираешься защищаться, если что?

– У нас есть ножи, – напоминаю я, – и заряженный пистоль.

Его мы первым делом выкопали, добравшись до Тисона.

– Я бы не отказалась от тяжелой артиллерии, – говорит Рози. – Скажем, пару винтовок и «узи».

Я качаю головой. Она не первый раз заводит эти разговоры. Но по мне, доставать хотя бы один пистолет законным путем слишком хлопотно, а наличные на нелегальный ствол тратить жалко. Притом с нашими судимостями лучше не обзаводиться арсеналом.

– Ну, подумаем, – говорю я ей. Рози качает головой:

– Сколько можно думать…

– Теперь я знаю, как разобраться с сестричкой, – продолжаю я, словно она ничего и не говорила.

– Это как же?

– Что она сделала, когда мы в прошлый раз с ней столкнулись?

– Пропала, как те парни-псы.

Я качаю головой:

– Да нет, она проснулась.

Наверняка так. Если б она перебралась туда моим новым способом, то далеко бы не ушла. Лежала бы беспомощной калекой.

– И?.. – говорит Рози.

– Ну представь, что она вдруг не сможет проснуться. Скажем, кто-то подсунет ей снотворного – не смертельную дозу, а просто чтобы спала покрепче. Куда она от нас денется, если просыпаться ей будет некуда?

– Черт, – говорит Рози, – если на то пошло, ты можешь просто прихватить ее, пока она там валяется, и уволочь в страну снов, при условии, конечно, что в ее палате найдутся эти твои мерцания.

– Сдается мне, они всюду найдутся, если знать, как искать.

– Но потом уж раздобудем деньжат и бросаем все это дерьмо, договорились?

Я вспоминаю обещание, данное Лиззи, но пока о нем рано заводить разговор.

– Что захотим, то и сделаем, – говорю я Рози. – Все, что угодно!

Она ухмыляется, как встарь:

– Вот теперь ты дело говоришь.

Мы не знаем, как обернется дело, так что подготовились ко всему. Я беру свой рюкзачок, заворачиваю пистолет с запасной обоймой в какие-то тряпки и запихиваю поглубже. Переодеваюсь в джинсы и кроссовки.

– У тебя подходящая обувка найдется? – спрашиваю у Рози.

– Розовые кеды.

– Сойдет.

Следующая остановка – в аптеке, где мы запасаемся снотворными таблетками для моей сестрички. В продуктовом я покупаю воду в бутылках, мюсли и шоколадки для Рози. Она рвется заглянуть в винный магазин и купить чего-нибудь покрепче, но я не пускаю, и она только мрачно швыряет к себе в корзинку блок сигарет. И в магазинах, и по дороге я высматриваю те мерцания. Оказывается, труднее всего найти место, где их нет, так что предложение Рози начинает казаться разумным. Я с удовольствием представляю себе, как моя сестричка будет лежать калекой в стране снов и ждать, что мне вздумается с ней сделать. И тогда я смогу как следует ей объяснить, что во всем она сама виновата.

Мы заезжаем на стоянку у здания реабилитации, когда на часах уже половина десятого. «Оно и к лучшему, – думаю я, – за парковку платить не придется и свободных мест полно. И внутри – часы посещений закончились, и нам только и останется, что пройти мимо сестринского поста».

Мы выходим из машины, и я лезу в багажник за своим рюкзачком.

– Рэй, милая, – говорит Рози. Я поднимаю к ней голову. – Ты ведь не наделаешь глупостей, правда? Либо утаскиваем эту твою сестричку в страну снов, либо скармливаем ей несколько таблеток. Ты ведь не устроишь там переполох, не засадишь меня снова за решетку, а?

– У меня все обдумано, – говорю я. Но она не унимается:

– Да, конечно, у тебя обдумано. Только стоит тебе взглянуть на карточку этой бабы, у тебя тормоза отказывают, милая. Понятно, не мне тебя учить, что делать и чего не делать, – добавляет она, видя, что я качаю головой, – но знаешь, просто на всякий случай, может, надо еще что-нибудь предусмотреть? Ну, «кади» поближе переставить, а то, еще лучше, раздобыть для этой работы не такую заметную тачку.

– Ты за меня не беспокойся, – говорю я, – голова у меня в порядке.

– Ладно… Ты же понимаешь, я только потому это говорю, что за тебя беспокоюсь.

– Я понимаю, Рози. Во всем этом проклятом мире я только тебе и доверяю по-настоящему.

И она снова ухмыляется по-старому.

– Ладно, – говорит, – начинаем представление.

Я и раньше бывала здесь после закрытия, но никогда так рано. Обычно прокрадывалась поздно ночью взглянуть на свою сестричку – понятия не имею зачем. Но сегодня все по-другому. Сегодня рядом со мной Рози. На всякий случай я достаю из рюкзачка пистолет. А, черт, я же теперь в любой момент могу смыться и ни один тупой коп не догонит.

Примечаю, где воздух мерцает. На стоянке. У бокового входа. Пара мерцаний – в коридоре, и даже если в сестричкиной палате их нет, так вот одно прямо напротив ее двери.

– Видок у нее тот еще, – шепчет Рози.

Я киваю, пережидая, – вдруг опять нахлынет красная волна, насчет которой беспокоилась Рози на стоянке, но ничего особенного не чувствую. Не скажу, чтобы, глядя на сестричку, вдруг пустила сопли. Мне ее не жаль, но и желания придушить ее или врезать кулаком в лицо, как бывало раньше, не испытываю. Что вовсе не значит, будто я готова отказаться от задуманного.

– Пожалуй, – наконец отвечаю я Рози. – Но она еще узнает, что такое душевные муки, или как там называется то, что со мной было…

– Думаешь, она не проснется, когда мы начнем ее шевелить?