Члены экипажа во главе со старпомом Модиганом, расталкивая гостей, со всех ног бежали к лестнице на нижнюю палубу, откуда только что пришел сам Хитклиф. Следом словно оглушенный шел капитан.

Точно так же, как и Хитклиф забыл о своей речи, собравшиеся люди забыли о его словах, взволнованно обсуждая, куда это побежали члены экипажа.

Джилкрист почувствовал, как эмоции берут верх над его холодным рассудком, и на него наваливается паника. Аделина вжалась в его плечо. Ее страх инстинктивно передался мужу. Джилкрист с мольбой схватил Хитклифа за руку в тщетной попытке обмануть себя, что следующие слова что-то изменят:

– Я слышал разговор Тэйлора и Кэмпа. Ты все время спускался к кочегарам, подгонял их, невзирая на то, что капитан был против! Из-за тебя перегрузили двигатель?

– Джилкрист, все предусмотрено, если что-то пойдет не так, они спустят давление…

Неожиданно на лестнице появился боцман. Все пассажиры потянулись к нему за разъяснениями, но тот подозвал матроса и быстро скрылся, направившись вместе с ним к корме.

– Куда они пошли? – спросил Джилкрист.

– Не уверен, – рассеянно глядя в направлении кормы, отозвался Хитклиф. Затем передал Джилкристу бокал. – Пойду, узнаю. А ты выпей пока, от нервов. Не бери в голову, старина, если что-то не так, мы сейчас все уладим. Полагаю, в этом и заключаются недостатки первых рейсов, слишком много шума из ничего.

Хитклиф подбадривающе похлопал друга по спине и быстрым шагом направился вслед за боцманом и матросом.

Вибрации все нарастали, а скорость не увеличивалась. Джилкрист вышвырнул бокал за борт и повел жену ко входу в салон, но внезапный пронзительный рокот заставил его и многих других людей остановиться.

– Любимый, – произнесла Аделина, ища в лице мужа утешение.

Казалось, где-то внутри парохода под действием неведомой силы сгибался металл. Официанты, до последней минуты разносившие напитки с непроницаемыми лицами, после этого металлического шума остановились.

Джилкрист обнял Аделину крепче, чтобы она почувствовала его слепую надежду, тщательно выдаваемую за уверенность.

В следующее мгновение произошло нечто ужасающее и невероятное. С оглушительным скрежетом палуба по всей длине вздрогнула, выгнулась кверху, посбивав с ног всех, кто не успел придержаться. А затем, пока люди падали, произошел взрыв.

Взрыв в машинном отделении, сотрясший все судно целиком. Раскроивший палубы и надстройки от правого борта до левого и опрокинувший в воду громадную паровую трубу.

Полыхнул огонь. Десятки раскалившихся тросов лопнули и взвились в воздух на фоне падающей неповоротливой трубы. Люди разлетелись во все стороны, как фигуры на опрокинутой шахматной доске. Сжатый раскаленный воздух мгновенно разорвал в клочья металл, дерево, и превратил кожу оказавшихся поблизости пассажиров в подобие сырого мяса. Из потока стремительно рвущихся клубов пара раздались душераздирающие крики и вопли агонии. Но и это оказалось еще не самым ужасным.

Пока уцелевшие и только что осознавшие ужас произошедшей вокруг них катастрофы пассажиры в панике бросились бежать как можно дальше от плещущегося в разломе судна пламени, корабль стал ощутимо погружаться левым бортом в воду. Крен позволил поврежденной оси вышедших из-под контроля бортовых колес сместиться, и по инерции продолжающее вращаться исполинское гребное колесо правого борта стало вваливаться в палубу через разрушенный стальной обнос.

То немногое, что уцелело после взрыва, в следующую минуту стало крошиться и перемалываться под тяжестью огромного свистящего гребного колеса, возвышающегося над остатками горящих надстроек. В эту мясорубку утягивало все, и все вокруг нее проваливалось и осыпалось туда, где под толщей дыма сверкали всполохи огня.

Шум разрушения заглушал самые дикие крики боли, а само разрушение порождало толчки, постоянно запрокидывающие нос и корму. Кренясь и разрушаясь, охваченный пламенем корабль будто бы медленно складывался пополам, подобно закрывающейся пасти адской пучины. Пожар разрастался быстрее, чем вода перехлестывала за переборки и затапливала нижние палубы.

В таких условиях шлюпки просто сбрасывали в море, а потом прыгали вслед за ними. Детей, боящихся прыгать самостоятельно, выталкивали силой. Никто не оглядывался, не останавливался, не задумывался, что делает, даже не выискивал глазами своих близких. Все просто бежали в страхе, карабкались по накренившимся палубам и прыгали за борт.

Позади оставались греметь и взвывать огонь, металл и глотки горящих людей. Сумасшествие и ужас как зараза передавались от одного к другому. Даже избежав гибели на корабле, люди теперь представляли опасность друг для друга.

Волны носили бездвижные тела и боролись против попыток выжить тех, кто еще подавал признаки жизни. Некоторых холодная вода приводила в чувство, возвращала им способность сознавать происходящее и свои действия. Других, несчастных, уволакивала под разворачивающийся борт тонущего судна.

Когда, наконец, огромное гребное колесо остановилось, а весь левый борт ушел под воду, оно сорвалось и полетело прямо на отплывающую шлюпку, словно желая собрать для гибнущего судна как можно больше душ.

Масштаб и горе, которым обернулась эта катастрофа, повергли спасшихся в немое молчание. В этом молчании переполненные и почти пустые шлюпки плескались на волнах вокруг необъятных столбов черного дыма, в то время как из огня еще раздавались леденящие душу вопли мучений, отчаянья и одиночества.

Именно падение гребного колеса с высоты накренившейся почти вертикально палубы и было первым из того, что частично начал осознавать пришедший в себя доктор Мидуорт.

Сознание возвращалось к нему настолько медленно и неуклюже, что окончательно Джилкрист очнулся только вдалеке от катастрофы под медным небом, когда солнце склонилось уже над поверхностью воды и едва пробивалось сквозь черноту и огромные косые толщи дыма.

В буром смоге Джилкрист все еще мог различить людей и даже узнать кого-то из них, но его, несомненно, отнесло дальше всех остальных. Догорающие остатки корабля еще вздымались высоко над темными бесцветными волнами и бросали длинные плещущиеся тени. Все, что окружало Джилкриста, было беспросветно черным, ржаво-медным и просто слепящим. Быть может, так его ушибленный разум воспринимал закатные краски, или они и вправду были такими же грязными в этом густом смоге, как казалось доктору.

Обнаружив, что он в воде, Джилкрист начал тонуть и пытаться плыть, но руки и ноги плохо слушались. По лицу текло что-то намного более горячее, чем соленая вода Северного моря. Волны, бросающие его то вниз, то вверх на пару футов только усиливали его дезориентацию и сильнейшее головокружение. Ухватившись за обугленный обломок древесины, Джилкрист оглянулся в поисках жены. И вдруг он, наконец, понял, что Аделины рядом нет.

Он стал звать ее, вторя другим отчаянным голосам, зовущим своих близких, но Аделина не откликалась как бы долго и громко он ни кричал. И чем дольше он ее звал, тем сильнее чувствовал невыносимый страх, омертвляющий его изнутри.