Сокурсники Горбачева единодушно отмечают, что в свой первый университетский год он производил почти комическое впечатление, его товарищи посмеивались над его провинциальными манерами и грубостью, откровенно карьеристским настроением, обескураживающим невежеством, неладами с русским языком — неправильным ударением во многих словах и южно-украинской огласовкой буквы “г“, которую он выговаривал как “х“ (эти артикуляционные погрешности сохранились у него до сих пор).

Как иногородний студент Горбачев жил в университетском общежитии на Стромынке, которое при Петре Великом было казармой Преображенского полка, а после революции надстроили новые этажи. Всего в этом общежитии проживало около 10 тысяч студентов: в каждой комнате от 7 до 25 человек, на каждом этаже был общий туалет с умывальниками и общая кухня, на дворе общая баня. Среди студентов большинство были демобилизованные, которые принесли с собой в университет фронтовую привычку.

Как вспоминает Зденек Млинарж, пили по любому поводу — от семейных до государственных праздников либо просто потому, что находились деньги на водку. Чех Млинарж поначалу удивлялся русской норме — стакан, который выпивали залпом, и только тогда начинался настоящий загул. Судя по рассказам бывших студентов юридического факультета, Горбачев поначалу с удовольствием участвовал в подобных пирушках, но пил мало. Это отдаляло его от товарищей, а по воспоминаниям его соседа по комнате, у многих даже вызывало подозрение: а не стукач ли он? Ибо о некоторых пьяных разговорах на политические темы уже на следующий день было известно в деканате, и многих ребят таскали на допросы. “Мы все упивались в доску и ничего на утро не помнили. Он один весь вечер был трезв, как стеклышко, и все помнил. Больше просто некому, — вспоминает все тот же его сосед по комнате. — Подозрения еще больше усилились, когда нас распределили на практику — кого куда: в суд, в прокуратуру, в тюрьму для уголовников, а Миша выбрал Лубянку. Это в те-то годы, когда там полно было политзаключенных и черт знает что творилось! У него точно была там своя рука. Тогда мы уже перестали сомневаться и старались наши вечеринки проводить в его отсутствие. А то слишком накладно. И опасно. Да он и сам после того, как вступил в партию и устроился на Лубянку, стал нас чураться и забросил учебу — он тогда другую карьеру делал“.

В 1954 году, через год после смерти Сталина и за год до окончания Горбачевым университета, с большой помпой было открыто новое здание Московского университета на Ленинских горах, и Горбачев переехал в новое общежитие, которое казалось царскими хоромами по сравнению с прежней казармой.

К тому времени Горбачев уже был женат, и год в элитарном общежитии на Ленинских горах был самым счастливым периодом в молодости Михаила и Раи Горбачевых. В семейном и бытовом отношении — но не в политическом.

Рая Титаренко была на два года младше и училась на философском факультете (на кафедре марксизма-ленинизма). Это важно уточнить, ибо в мировой печати, особенно после триумфального визита четы Горбачевых в Англию накануне Рождества 1984 года, Раису Максимовну Горбачеву стали не только сравнивать с западными звездами типа Жакки Онасис и принцессы Дайяны, но и называть философом и, по крайней мере, человеком с философским образованием. Она сама, поддерживая эту репутацию, в ответ на просьбу журналистов сказать что-нибудь или процитировать после посещения Шекспировского театра в Стратфорд-на-Эйвоне, кокетливо ответила: “Я — доктор философии, поэтому все, что я скажу, будет крайне скучно“.

Да и что на самом деле она могла сказать?

На философских факультетах советских университетов проходят не Платона, Аристотеля, Спинозу, Канта, Шопенгауэра, Ницше и Кьеркегора (три последних в СССР были запрещены), а именно классиков марксизма-ленинизма.

В те же времена, когда будущая жена будущего советского вождя была студенткой, штудировали главным образом произведения самого Сталина и частично им самим написанный “Краткий курс“, который от начала до конца являлся фальсификацией. Даже многие произведения Маркса, Энгельса и Ленина были запрещены и, скажем, чтение “Завещания“ Ленина с не очень лестными отзывами о Сталине приравнивались к государственной измене. Что же касается произведений Сталина, то их заучивали чуть ли не наизусть, чтобы потом с тем же ортодоксальным упорством вбивать в головы следующих поколений. Так что единственное, что могла без пяти минут “первая леди“ СССР процитировать в Стратфорд-на-Эйвоне, так это что-нибудь из заученных ею в университете трудов Сталина.

Будущие супруги сблизились в университете благодаря тому, что, будучи оба из провинции, жили в одном общежитии, и оба упорно и целеустремленно делали свои партийные карьеры. Оба были комсоргами на своих факультетах, оба вступили в партию на втором курсе, а Горбачев даже стал вскоре членом партийного комитета всего университета, куда входили профессора и студенты, и благодаря этому наладил тесные контакты с инструкторами и секретарями Краснопресненского райкома партии, надеясь, что это поможет ему осесть в столице. “Он ничем не выделялся среди студентов, но невероятно подыгрывал начальству, — вспоминает его товарищ Лев Юдович, который преподает сейчас историю Советского Союза в Германии. — Ясно было, что Горбачев сообразил, что активность на партийном фронте продвинет его гораздо дальше, чем юридическая наука".

Здесь необходимо уточнить, что советский юридический факультет, особенно в сталинские времена, еще меньше напоминал юридические школы американских либо европейских университетов, чем кафедра марксизма-ленинизма — философские факультеты в Соррбонне, Оксфорде или в Гарварде. Зденек Млинарж, в будущем один из руководителей Пражской Весны, а в начале 50-х годов убежденный сталинист, проучился вместе с Михаилом Горбачевым все пять лет на юридическом факультете. Он жил с Горбачевым в одних и тех же общежитиях, посещал одни и те же семинары, был близко с ним знаком (сейчас, после исключения из партии и вынужденной эмиграции из Чехословакии, он живет и работает в Вене). Вот что он рассказывает:

“Только позже, на одном из этапов своего высвобождения из заколдованного круга сталинской веры, я осознал, что занятия на юридическом факультете Московского университета не имели ничего общего с изучением права и его роли в человеческом обществе. Сталинская, как, впрочем, и современная советская юридическая наука признают лишь один критерий правосудия: правосудие — это то, что государство, вернее, государственные органы, формально наделенные соответствующими полномочиями, сочтут правосудием.

…Юридические факультеты советских университетов не научают студентов мыслить в категориях права. Они готовят “специалистов по юриспруденции", которым надлежит запомнить, что предписывается властью в том или ином случае, как в том или ином случае надлежит действовать.

…За те пять лет, которые я потратил, чтобы стать “специалистом по юриспруденции", то есть квалифицированным, по советским